Клокочущая пустота - [148]

— О-о! Теперь это говорят «от биотоков мозга». Но если вспомнить о биотоках и биологии, то Сирано говорил еще и о клеточном строении нашего организма, даже о микробах.

— Которые, представьте, были открыты лишь двести лет спустя!

— О, конечно, конечно! Но не только о микробах, мсье Алекс, но и об антителах в нашей крови, как мы ныне знаем, которые борются с враждебными бактериями, как он утверждал, правда, образами, доступными пониманию в XVII веке.

— Да, да, все это сообщено в «Сьянс э ви», но не имеет объяснений.

— Я объясню, я открою вам эту тайну. Огни вечерней Москвы располагают меня к этому. Я хочу, чтобы они горели так каждый вечер и не тушились из предосторожности или по какой-нибудь еще причине. Так пожелал бы и Сирано де Бержерак, уверяю вас.

И наш французский гость стал рассказывать мне в этот вечерний час столь необычные вещи, что я слушал его затаив дыхание, не веря ушам, с замиранием сердца.

Передо мной как бы стоял живой Сирано де Бержерак, повествующий о том, чего никто не мог знать, кроме него.

И я как бы услышал из первых уст разгадку тайн удивительного человека, живого, яркого, страстного, мудрого, ищущего блага для людей, пережившего страстные взлеты и горькие разочарования, оставив после себя память в веках.

Некоторое время мы оба молчали, задумчиво глядя на россыпь московских огней, потом Жюль заговорил снова:

— А его огромный нос! Легенда о нем бесспорна, но в портретах, нарисованных художниками с натуры, легенда эта не подтверждается. И уверяю вас: никакой такой переносицы, которая, по их мнению, у Сирано де Бержерака якобы была выше бровей, нет, как нет и шрама на ее месте.

— Вероятно, портреты писались уже после его ранения?

— О да, конечно! Чтобы в те времена художники взялись писать портрет, нужно было иметь много денег и некоторые известия…

— Некоторую известность?

— О да, конечно! Хотя бы стать если не графом, то писателем или математиком, как Пьер Ферма, или философом, как Декарт.

— Значит, ранение Сирано от сабельного удара не оставило следа на его лице? Или, напротив, стерло одну особенность?

— О да, мсье Алекс! Мне это как-то не приходило на ум.

— Но то, что пришло вам на ум, мсье Жюль, для объяснения невероятных знаний Сирано, требует по меньшей мере путешествия на триста с лишним лет вперед и возвращения обратно? Неужели Сирано был способен на это?

— Вы желаете спросить, где моя шляпа с пером и шпага? Или хотите со мной обратно в XVII век? Не советую. Правда, ядерной угрозы тогда не было, но Несправедливость и Зло торжествовали. Давайте лучше искать такой путь, который не вел бы назад.

— А что вы скажете, если идти только вперед?

— Земля круглая. А время? — лукаво спросил мой спутник.

Берет на нем держался лишь на одном ухе.

Я невольно поймал себя на том, что как бы пытаюсь представить его себе в шляпе с пером и со шпагой на боку.

Обмениваясь шутками, мы весело дошли до метро, потом доехали поездом до Киевского вокзала, откуда я проводил его до гостиницы «Украина».

А оттуда до Арбатской площади, до Дома дружбы, было рукой подать (если сравнить это с только что проделанной прогулкой!).

Дом дружбы многих поражает своим необычным фасадом в мавританском стиле (былой владелец особняка Савва Морозов отличался экстравагантностью вкусов и поступков, даже помогал революционерам. Особняк этот он выстроил, «протестуя против всего обычного»).

В вестибюле меня ожидал представитель Общества «Франция — СССР», чтобы принести извинения за французского журналиста, не смогшего прилететь в Москву и просившего отложить нашу беседу до его предстоящего приезда.

Но воображаемая встреча с ним в моем подсознании состоялась. И никакая сила не могла меня в том переубедить.

Я теперь знал тайны Сирано, как и представлял его страстную натуру, стремление любить и вместе с тем беззаветно служить всеобщему благу.

Француз прочитал первую строчку его любовного сонета и последнюю философского, так пусть же сонет Сирано, посвященный «Философу Солнца», откроет завершающий роман о дуэлянте, поэте, писателе и философе Сирано де Бержераке, каким фантаст представил его себе.

ФИЛОСОФУ СОЛНЦА

Сонет

Кампанелле

История страны — поток убийств

Во имя короля иль бога.

Велик лишь тот, кто совестью не чист

И золота награбил много.

Добра искатель ходит в чудаках,

Мыслителям грозят кострами.

Ползи, лижи — не будешь в дураках,

Найдешь благословенье в храме.

Но Солнца свет не в пустоте ночей!

Откроем ум и сердце людям

И мириадами живых свечей

Единым пламенем мы будем.

Мир станет общим. Каждый побратим:

«Мне — ничего, а все, что есть, — другим!»

Часть первая МИССИЯ УМА И СЕРДЦА

Познал я горесть всю земную

И к небу обращаю взор,

К Луне и Солнцу, в даль пустую,

Богов где вижу и простор.[64]

Собственноручная подпись Сирано де Бержерака под его портретом.

Глава первая ИЩУЩИЙ

Искать и найти — большое счастье.

Найти и потерять — великое горе.

Сократ

Шло третье десятилетие Тридцатилетней войны.

Париж был в счастливом отдалении от мест кровавых схваток «во имя короля иль бога». В Европе неистовствовала реакция, утверждая неограниченную власть королей — абсолютизм. После Реформации, пробудившей надежды угнетенных народов на избавление от гнета церковного монарха, сидящего на «святом престоле», католицизм перешел в наступление под знаменем нерушимых догм. И при этом властители Европы под видом служения папе римскому или освобождения от клерикального гнета пытались прежде всего утвердить собственную власть. И противостояли друг другу в неутолимой вражде с одной стороны — Священная Римская империя, представляемая Габсбургами, и с другой — протестантская коалиция во главе с удачливым шведским королем Густавом-Адольфом, непокорные курфюрсты, Нидерланды, Дания, Швеция. К этой воинствующей группе, к которой, помимо религиозной отступницы Англии с ее англиканской церковью, кромвелевской революцией и казнью собственного короля, в удобный момент примкнула и католическая Франция. Ее правитель кардинал Ришелье, близкий к папскому нунцию,