Клодиус Бомбарнак - [58]

По правую сторону, приблизительно в ста шагах от полотна — дремучие заросли кустарника. Там, по всей вероятности, и скрываются разбойники, готовые с минуты на минуту броситься в атаку.

Вдруг раздаются воинственные крики. Ветки раздвигаются, пропуская засевшую в кустарнике банду — около шестидесяти гобийских монголов. Если разбойники осилят, поезд будет разграблен, миллионы похищены и — что непосредственно касается нас — пассажиры будут безжалостно перебиты.

А как ведет себя господин Фарускиар, так несправедливо заподозренный майором Нольтицем? Он словно преобразился: стал еще выше, стройнее, красивое лицо побледнело, в глазах сверкают молнии.

Пусть я ошибся насчет мандарина Пен Лу, но, по крайней мере, не принял директора железнодорожной Компании за пресловутого юньнаньского бандита!

Как только показались разбойники, Попов велел госпоже Катерна, мисс Горации Блуэтт и всем другим, женщинам вернуться в вагоны.

Я вооружен только шестизарядным револьвером, но постараюсь не выпустить зря ни одной пули. Я мечтал о приключениях, происшествиях, сенсациях… Так вот они! Теперь будет о чем порассказать читателям. Хроникер не останется без хроники, если только выйдет целым и невредимым из переделки, к чести репортажа и к вящей славе «XX века»!

А не удастся ли с самого начала пустить пулю в лоб атаману шапки, чтобы заставить нападающих отступить? Дело сразу бы обернулось в нашу пользу.

Разбойники дают залп, потрясают оружием, испускают дикие крики. Фарускиар, с пистолетом в одной руке и с кинжалом в другой, бросается в атаку, подбодряя словами и жестами Гангира и четырех монголов, которые не отстают от него ни на шаг. Мы с майором Нольтицем устремляемся в гущу боя, но нас опережает господин Катерна. Рот у него открыт, белые зубы оскалены, глаза прищурены. Теперь он не опереточный комик, а прежний бывалый матрос!

— Эти мерзавцы, — кричит он, — лезут на абордаж! Пираты хотят нас потопить! Вперед, вперед, за честь флага! Пли с штирборта! Пли с бакборта![100] Огонь с обоих бортов!

И он вооружен не театральным кинжалом, и не пистолетом, заряженным безобидным порошком. Нет! В обеих руках у него по настоящему револьверу, из которых он палит направо и налево — с штирборта, с бакборта и с обоих бортов!

Молодой Пан Шао тоже храбро сражается, не переставая улыбаться и увлекая за собой остальных пассажиров — китайцев. Попов и вся поездная прислуга смело выполняют свой долг. Даже сэр Фрэнсис Травельян, из Травельян-Голла в Травельяншире сражается с присущей ему хладнокровной методичностью, а Фульк Эфринель — с бешенством истого янки, приведенного в ярость не только нарушением свадебного обряда, но и опасностью, угрожающей его сорока двум ящикам искусственных зубов. И я не знаю, какое из этих двух чувств перевешивает в сознании практичного американца.

Короче говоря, шайка злодеев наткнулась на такое энергичное сопротивление, какого она совсем не ждала.

А барон Вейсшнитцердерфер? О, барон — один из самых неустрашимых бойцов. На его губах выступила кровавая пена, он взбешен до исступления, ничего не видит и не слышит, рискуя стать первой жертвой резни. Его приходится все время выручать. Снятые рельсы, остановленный поезд, дерзкое нападение посреди пустыни Гоби, досадная задержка — все это может привести к опозданию на пароход в Тяньцзине, нарушить расписание первой четверти маршрута, испортить кругосветное путешествие! Какой щелчок по германскому самолюбию!

Величественный Фарускиар, мой герой — не могу назвать его иначе — выказывает чудеса храбрости. Расстреляв весь револьверный заряд, он действует кинжалом, как человек, не раз глядевший в лицо смерти и нисколько ее не боящийся.

С обеих сторон есть раненые, а быть может, и убитые. Несколько пассажиров неподвижно лежат на пути. Живы ли они? У меня слегка задето пулей плечо, но я не обращаю внимания на эту пустую царапину. Преподобный Натаниэль Морз, несмотря на свой духовный сан, сражается как настоящий воин и, судя по тому, как он обращается с оружием, можно заключить, что в этом деле он не новичок.

У господина Катерна прострелена шляпа, не забудьте, та самая широкополая серая шляпа сельского новобрачного, которую он извлек из своего актерского гардероба, и это дает ему повод разразиться виртуозной матросской бранью; вслед за тем тщательно прицелившись, он убивает наповал бандита, осмелившегося продырявить его головной убор.

Вот уже десять минут, как продолжается битва. С обеих сторон увеличивается число выбывших из строя, а исход боя все еще сомнителен. Фарускиар, Гангир и монголы, теснимые разбойниками, отступают к драгоценному вагону, от которого не отходят китайские солдаты. Двое или трое из них уже смертельно ранены, и сам офицер только что убит пулей в голову. И тут мой герой делает все, что только может сделать самое беззаветное мужество для защиты сокровищ Сына Неба.

Продолжительность битвы очень меня тревожит. Она, конечно, не прекратится до тех пор, пока атаман шайки, высокий чернобородый человек, не перестанет бросать своих молодцов на штурм поезда. До сих пор пули щадят его и, несмотря на все наши усилия, он медленно, но верно продвигается вперед. Неужели мы вынуждены будем укрыться в вагонах, как за стенами крепости, и отстреливаться оттуда до той минуты, пока не падет последний из нас? А это непременно случится, и даже очень скоро, если бандиты не перестанут нас теснить…