Клоцвог - [36]

Сказала:

— Покажи отцу, он с меня обещал стребовать четкие объяснения, куда и как я тратила все годы его деньги. Пусть видит, что ничего отсюда не взято с условленного срока. И сам ознакомься. Если хочешь, сейчас же снимем всю сумму, и ты распорядишься. Как знаешь. Не думаю, что надо быть в этом вопросе формалистами.

Миша секундочку подумал и попросил снять все деньги, чтобы он их взял с собой. Да. За шесть лет накопилось немало.

Вместе с тем я вручила Мише некоторую немалую сумму от имени Марика для материальной помощи маме.

Эллочке подходило время идти в первый класс. Она умела читать и немножко считать. Я занималась с ней в качестве домашней учительницы.

В то лето я, Эллочка и Марик отправились на море, в Феодосию. Уже много лет мы снимали там одно и то же место у некоей старушки. Без удобств, зато из окна был вид на прекрасный куст розы, которая горела алым цветом и приветствовала нас каждое ясное крымское утро. До пляжа — пять минут, до базара — десять.

Обычно мы проводили на море один месяц. Но в том году в виде исключения Марик настоял, чтобы мы с Эллочкой задержались до середины августа. Девочке нужно было оздоровиться перед школой насколько можно.

Марик побыл с нами двадцать дней и уехал в Москву. Мы остались женской компанией.

Не секрет, отдых молодит. Мне тогда исполнилось тридцать семь лет. Кто из женщин пережил такой возраст, помнит, что это женский расцвет. Я без устали бегала по горам на экскурсиях, и спутники принимали нас с Эллочкой за сестер. Случились и невинные ухаживания, на которые я, конечно, отвечала лишь легкой улыбкой.

И вдруг однажды на пляже, когда я наблюдала с берега, как Эллочка бултыхается в лягушатнике, как взбивается бурной пеной неглубокая вода под детскими ручками и ножками, мне показалось, что у меня только один ребенок — Эллочка, а Мишеньки нет и не было. Что не было всей моей предыдущей жизни, которая была полной испытаний и невзгод. А раз так, я должна во что бы то ни стало обеспечить именно Эллочке счастливую жизнь. Быть рядом с ней везде и всюду.

И как тягостное дополнение — гнетущая мысль о Мише, который находился то ли с Мирославом, то ли с мамой, Блюмой и Фимой за много километров от меня и от моего материнского сердца. И мое сердце ничего не чувствовало по поводу моего дорогого сына.

Но дело не в этом.

Я решила устроиться в ту же школу, куда мы отдавали Эллочку. Мы с Эллочкой срочно прервали отдых и вернулись в Москву.

Мое среднее специальное образование с отсутствием стажа практической работы уже не приветствовалось в школе-десятилетке. К счастью, там же, только на втором этаже, располагалось учебное начальное заведение для умственно отсталых детей, где учителей не хватало. Мне предложили такое место с опаской и уверенностью, что я отвергну. Однако я согласилась, лишь бы круглый день быть рядом с Эллочкой.

До занятий оставался некоторый запас, и я ходила в библиотеку, читала научно-методическую литературу.

За неделю до 1 сентября пришла телеграмма от Мишеньки:

«Сообщите получение призывной повестки. Миша».

Мы с Мариком расшифровали данное заявление следующим образом: никуда Миша поступать не собирается, а собирается служить срочную. Восемнадцать ему исполнялось 20 сентября, и, если до того времени повестки не будет, значит, он явится к весеннему призыву.

Да. А позвонить матери и подать родной голос нельзя. И к тому же легкомыслие — можно не успеть с явкой.

У меня промелькнула мысль на несколько дней съездить в Остер, изучить, что там и как. Однако в школе уже пошли мероприятия перед началом учебного года, учительское собрание, раздача учебников. Мне не хотелось начинать жизнь в коллективе с отсутствия. Не говорю уже об Эллочке.

В осенний призыв повестка Мише не пришла.

Я все силы бросила на Эллочкину учебу и свою работу. Я идеалистка и к тому же хотела, как лучше. Тогда мы еще не знали закон, что если хочешь, как лучше, то получается, как всегда. И это не шутка для красного словца.

Эллочка, вместо того чтобы радоваться моей близости на протяжении учебного дня, в школе меня стеснялась. Когда я на переменке спускалась к ней с верхнего этажа, из-за решеток, которые отгораживали отделение для умственно отсталых детей, она с неохотой отвечала на мои вопросы. О поцелуях и объятиях речи не стояло. Она даже при подружках избегала называть меня мамой.

Да. Я сама своими руками проложила огромную пропасть между собой и своей дочерью. Я для нее и ее товарищей — учительница больных идиотов, и потому сама отчасти идиотка. А между прочим, так называемые нормальные детки плевались не хуже умственно отсталых — выражали взаимность на высшем уровне. Да, никогда не знаешь, какой жестокости ждать от детей.

Что касается мучительного времени, которое я проработала в школе, мне оно дало много. В частности, я пыталась взять хорошее, помимо умственного аспекта: шапочки такого фасона, чтобы обязательно завязывать под подбородком, рукавички на резинке, чтобы не терялись, не портфель, а ранец, так как его труднее забыть в неположенном месте. Но тут необходимо сразу твердо приучить ребенка надевать его на спину, а не тащить по земле. Везде, где только возможно, надо намертво зашивать, а не надеяться на пуговицы и молнии. И много мелочей, которыми родители нормальных детей пренебрегают в связи со смешным видом. Я тогда сделала вывод: смешного вида не бывает, если есть серьезная суть.