Клизмой по профессионализму - [2]
У синего Черного моря пришлось пользоваться услугами местных "солнца нету, солнце есть". Хотя Саня отнюдь не страдал зудом увековечить себя на фоне взбаламученных купающимся людом волн. Зато супруга лезла в каждый коммерческий объектив, словно хотела насолить: коль не захватил аппарат плати. Саня раскошеливался с легким сердцем. Чем бы жена ни тешилась - лишь бы не вешалась.
Дома понял, отчего благоверная не пропускала ни одного фотогангстера. Внимательно посмотрел продукцию приморских коллег и захотелось рвать и метать ее клочки в мусорное ведро. Жену, оказывается, возраст не только не взял за бока и другие, рано вянущие места женской фигуры, наоборот - Ленка со всех сторон краше сделалась. Саня даже фотоизделия десятилетней старости достал для сравнения. И еще хуже разозлился.
Жене промолчал об открытии. Это ведь смех с конями, съездить за тысячу верст сфотографироваться, чтобы дошло, какие процессы дома творятся. Никогда Ленка фигурашкой не была. А тут лишнее исчезло, недостающее округлилось. Живот - никакого перебора, грудь - в самый раз торчит, и бедра, как у Венеры Милосской... Что в платье, что в купальнике - глаз не оторвать, руки сами огладить тянутся.
Зато на себя родного глядеть тошно. Тут Саня не стал прибегать к помощи архивов. Без сравнительного анализа противно. Почти как поэт сказал: "Лицом к лицу себя не увидать, большое видится на расстоянии". Живот, например, разглядел Саня, вернувшись из курортного далека. На месте атлетического пресса такая трудовая мозоль разбухла. На колени не свешивалась, но, как говорится, у нас еще все спереди. Если дальше попрет в том же темпе, вскорости разбарабанит, как на девятом месяце. А мышцы? Непечатно материться хочется. На месте бицепсов, трицепсов, двуглавых и икроножных - кисель разбулдыженный.
Физиономия круглая, как по циркулю, и самодовольная, что у нового базарного русского. Размордел - плеваться хочется. Саня себя красавцем не считал, нормальный, думал, мужчина. Портрет красноречиво явствовал - ничего нормального.
Фотоформы - яблоко с деревом одной веревочкой повязаны - навели на мысль о внутреннем содержании.
Пригляделся к нему Саня и зарегестрировал на душе жвачное состояние. Никаких помыслов и порывов. Ни высоких, ни пониже. А ведь мечтал в первом классе не только о перочинном складничке. Заглядывая в будущее, видел свои портреты по стенам, бюсты по городам. Большие дела намечал сотворить. Государство возглавить, как Ленин, или в космосе подвиг, как Гагарин, совершить...
Не абы что пацаненку в голову приходило. С пеленок замышлял удивить человечество. И когда в школу бегал - верил в исключительную судьбу, и когда в институте учился... С возрастом, конечно, на Ленина перестал замахиваться, реальнее подходил к перспективе, а все одно был уверен в небанальном завтра.
В институте мечтал о персональных выставках, шумном успехе. Учился Саня в педагогическом на преподавателя рисования с черчением. Баловался писанием картин. Сюрреализм одно время любил. Например, на переднем плане на вершине холма голова со свежим шрамом на щеке, взгляд горящий, волосы дыбом, а позади до горизонта земля пылает. Или женщина, у которой вместо рук змеи, хотя фигура, как у роденовских красавиц. А то жуткий гриб атомного взрыва изобразит, сквозь него лицо клоуна, на Эйнштейна смахивающего, проступает.
Но со временем Саня скис в плане живописи. На студенческих выставках никто не вырывал его картины из рук вместе с руками, не бился подле них в экстазе. По окончании института отпреподавал три года в школе, после чего пошел на завод художником-оформителем. Ленина рисовал. Потом Горбачева. Для души фотографией занимался. Напечатали пару раз в журналах, Саня возликовал: он - фотохудожник. Вот-вот выставки попрут, слава... Пошел в газету на должность "солнца нету, солнце есть - диафрагма пять и шесть". Однако вскорости надоели газетные интриги, вернулся на завод художником теперь уже Ельцина рисовать...
И вот на тебе. Лоснящаяся физиономия, грудь в грудях...
Саня поднял руку уничтожить обличительный кадр, на клочки искромсать ножницами фотоживот и... остановился. Что толку: рви не рви - трудовая мозоль не уменьшится, режь не режь - кисельные трицепсы не исчезнут.
Отбросил ножницы, фотографию засунул в книжный шкаф в дальний угол, за стопку журналов.
Глава вторая
КУРЕВУ "НЕТ"
Закомплексовал Саня. Жена любила под ручку потаскаться по улицам. Собой козырнуть, других обсудить. Саня начал игнорировать парные вылазки за порог, увиливал правдами и враньем. Не тянуло засвечивать пошатнувшуюся фотогеничность.
Всю жизнь безоблачно верил - царский подарок жене. Завиднее партии в сказочном сне не могло привидеться. После десяти лет супружеской жизни приходилось прискорбно констатировать: блестящая партия потускнела спереди, сзади и изнутри.
"Так недолго рога, как у сохатого, получить", - тер пока гладкий лоб Саня. Не был он в прежние времена ревнивцем, как можно царский подарок променять? Тут задумался. Потяжелел презент... И в мозгах болото... "Нет денег, - говорил знакомый, - интеллектом будем поражать". Не находил Саня поражающего на месте, отведенном в организме для интеллекта... Про деньги и говорить не стоило...
«Чудес на свете много, их все не перечесть». Большая часть этой книги посвящена «чудесам» нашей нескучной жизни: НЛО, экстрасенсам, «народным» целителям, «истинным» вероучениям, выборам.Рассказы Сергея Прокопьева просты и одновременно по-чеховски мудры. Вместе с писателем мы весело смеёмся над нелепицами нашей жизни, над незадачливыми персонажами, которые всё время попадают в какую-либо историю. Но за смешными бытовыми эпизодами можно увидеть мятущуюся человеческую душу, задуматься над смыслом человеческой жизни, над смыслом нашей эпохи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
К Сергею Прокопьеву определения юморист и сатирик мало подходит. Он прежде всего — писатель. И если литература — зеркало жизни, то его рассказы, безусловно, подтверждают эту истину. Они отражают нашу жизнь, но под самобытным авторским углом. В большей степени Сергей Прокопьев, если так можно выразиться, иронист. Мягкая, беззлобная ирония пронизывает все его рассказы.Расхожее утверждение, что народ жив, пока смеется над собой, сегодня надо применять осторожно: слишком заигрались, слишком много позволяем над собой смеяться… От щекотки тоже смеются.
К Сергею Прокопьеву определения юморист и сатирик мало подходит. Он прежде всего — писатель. И если литература — зеркало жизни, то его рассказы, безусловно, подтверждают эту истину. Они отражают нашу жизнь, но под самобытным авторским углом. В большей степени Сергей Прокопьев, если так можно выразиться, иронист. Мягкая, беззлобная ирония пронизывает все его рассказы.Расхожее утверждение, что народ жив, пока смеется над собой, сегодня надо применять осторожно: слишком заигрались, слишком много позволяем над собой смеяться: От щекотки тоже смеются.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Расхожее утверждение, что народ жив, пока смеется над собой, сегодня надо применять осторожно: слишком заигрались, слишком много позволяем над собой смеяться: От щекотки тоже смеются. Таков смех у большинства современных эстрадных юмористов. Проза Сергея Прокопьева тоже вызывает улыбки и смех, но здесь смех — удивление, смех — восхищение, смех — грусть. Автор любит своих героев и никогда не позволит над ними насмешки.