Клинок Тишалла - [292]

– Чаназта’аци? – Название показалось мне знакомым, и миг спустя я понял, отчего. – Там есть дил .

Он ухмыльнулся еще шире.

– Знаю.

Прежде чем он успел продолжить, взгляд его уловил что-то за моим плечом, и улыбка померкла. Лицо обратилось в камень.

Я обернулся. Сквозь струи ливня к нам брел мужчина, одетый на мой манер, только капюшон плаща он надвинул так низко на лоб, что лица не было видно. В правой руке он держал черный сундучок, и только когда я увидал белую повязку на левой, я понял, кого вижу перед собой.

Короткое движение на краю поля зрения: Орбек поудобнее перехватывает автомат для стрельбы от бедра.

Кейн отошел от меня, преграждая Райте дорогу, и остановился на полпути. Рука его скользнула под куртку, чтобы извлечь засунутый сзади за пояс массивный угольно-черный пистолет-автомат. Прижимая оружие к бедру сзади, чтобы монах не мог его увидеть, Кейн застыл в ожидании. Он бросил что-то неразборчивое, и Райте, подняв сундучок, протянул его Кейну.

– Это единственный мой подарок, который может представлять для тебя ценность, – донеслось до меня. – Ты же в силах отдарить меня стократ, приняв его.

Они говорили о чем-то вполголоса, а я смотрел на них. И Орбек – тоже.

И Вера.

О чем шла их беседа – моей истории не касается, но вскоре Кейн пожал плечами, показал Райте пистолет, который до того не выпускал из рук, а потом убрал оружие.

Монах удалился, едва кивнув мне. Кейн же возвратился к сходням и передал сундучок мне.

– Может пригодиться, – заявил он и объяснил, для чего служит прибор и как им пользоваться, а потом оставил меня на пристани под дождем с Кейновым Зерцалом в руках.

– Увидимся, – бросил он, когда были отданы концы и шестовые начали отталкивать баржу от причала.

Я лишь помахал ему рукой.

Он кивнул в ответ. Стылый дождь переходил в тающий снег, от баржи и ее пассажиров остались только серые силуэты. Я увидел, как смутный призрак Кейна кладет руку на еле видимые во мгле плечики дочери, а потом они вместе скрылись в каюте, где плескался огонь в жаровне.

Орбек постоял на палубе еще миг. Кивнул мне торжественно и тоже ушел.

А я стоял под дождем, покуда баржа вовсе не скрылась из виду.

Потом вернулся сюда, за письменный стол в библиотеке, и налил себе еще рюмку превосходного тиннаранского и – несколько часов, а может, дней спустя – набрался смелости воспользоваться кейновым даром.

15

Через несколько месяцев после битвы война была наконец объявлена. Меня не было при том – детали мне неизвестны, – но мое цепкое к деталям, могучее воображение в прошлом оказывалось вполне точным.

Мне это видится так.

Члены Совета попечителей срочно созваны на внеочередное пленарное заседание; их личные имплантаты – сходные с мыслепередатчиками – передают тревожный сигнал в мозг каждого из них, заставляя спешно искать уединения, где они могут активировать имплантат, не опасаясь любопытных глаз.

Праздножителя Марка Вило вызов застает в уборной при главной спальне обширного поместья в горах Сангре-де-Кристо. Поскольку более укромное место придумать трудно, он произносит требуемый пароль и вздыхает, когда реальность клозета рассеивается до полупрозрачности; последняя собственная мысль, посещающая его перед тем, как сознание сливается с электронным коллективным разумом СП, заключается в том, что членство в Совете не возвышение к вершинам власти, как казалось ему до того, как он занял свое место, а сплошной геморрой. Особенно теперь, когда вся система Студий уже более месяца остановлена. Но то, что открывается ему, гальванизирует его интерес.

Во всех Студиях Земли все до последнего экраны включились сами собой, и все они показывают одно.

Лицо Кейна.

Он сидит на корточках посреди какой-то пустыни: за спиной его скалы, под ногами ломкая трава вроде полыни. На нем привычный костюм из черной кожи. Лицо сияет знакомой волчьей ухмылкой. В волосах его чуть больше седины, чем помнится некоторым в Совете, и талия не так узка, но ничего мягкого или старческого в его облике нет.

Он ничем не напоминает бывшего директора Студии Сан-Франциско.

Вскоре телеметрия подтверждает личность актера, чей имплантат ведет передачу: Франсис Росси, он же Дж’Тан. Некоторые в Совете отмечают иронию судьбы – разве не Дж’Таном пользовались в качестве живой камеры несколько месяцев назад, когда кризис только начинался? Мимолетная онлайн-консультация с файловыми архивами Студии подтверждает – им самым.

Тем временем Кейн осознает неведомым способом, что публика уже собралась.

– Всем привет, – бросает он с мрачным весельем. – Меня вы, суки, знаете, представляться не стану. Перейдем к делу.

Он встает.

– Знаю, есть люди, которые думают: «Тоже мне, проблема – мы еще отвоюем колонии. Мы найдем способ обойти трансферный щит и тогда пошлем туда актеров, и танки, и автоматы, и прочую хрень». Точно знаю, есть такие люди. Кое с кем из них я сейчас разговариваю.

Я знаю, что вы думаете: что превосходство в числе и технике позволит вам творить что вздумается. А мы ни хрена не сможем с этим поделать. Так знаете что?

Я пришел объяснить, насколько вы ошибаетесь.

Мы можем отбить удар.

Он отступает за обточенную ветрами груду валунов из песчаника, и Дж’Тан следует за ним. Кейн смотрит вниз со склона пологого холма. В мутной дали виднеются какие-то дома. Солнце садится, и в окнах зажигаются огни.