Клинок эмира - [14]

Узун-кулок быстро схватил нож за рукоятку, взмахнул рукой и метнул его в Хакима. Бросок был силен, но не точен. Хаким даже не двинулся с места и не уклонился. Нож пролетел мимо.

Хаким поднял его, спрятал и с усмешкой сказал:

— Бешеная собака, тебе, видно, скучно одному отправляться на тот свет, хочешь прихватить меня? Нет, я еще поживу. Не знаю, долго ли, но поживу. А ты ступай! Там тебя встретят твои жертвы.

Он отошел в сторонку, сел, подобрал под себя ноги и стал наблюдать.

Узун-кулок все чаще и чаще терял сознание, обмороки чередовались с кровотечением из горла.

Глубокой ночью, когда в песках лаяли и плакали на все голоса шакалы, Узун-кулок покинул грешную землю.

Хаким постоял немного возле, отыскивая доброе слово, приличествующее этому печальному случаю, но так и не нашел ничего подходящего.

— Живодером был покойник, — вздохнув, решил он окончательно.

Захватив мешки с едой, свой и Узун-кулока, Хаким зашагал на восход солнца и через сутки с небольшим вышел на хорошо накатанную дорогу.

Внешний вид Хакима был весьма печален. Вылинявшая и грязная чалма его походила на тряпку. Из разодранного халата клочьями вылезала вата. Сапоги из красной кожи обтрепались.

В разгар дня, когда солнце достигло зенита и кругом стояло пекло, Хаким заметил вдали двух скачущих всадников. Но никаких опасений в душе Хакима это событие не вызвало. За минувшие сутки он смог преодолеть в себе тот внутренний разлад, который мучил его несколько лет кряду. Душевную пустоту теперь сменило твердое окончательное решение. Это решение Хаким начал претворять в жизнь с той минуты, когда в тугаях над басмачами запели первые пули особоотрядцев. Теперь это решение окрепло. Хаким шел в Бухару.

У него там жена, два сына, дочь, маленький сад. Возможно, что есть уже внуки. Может быть, советская власть простит ему прегрешения? Ведь он за свою жизнь никого не убил. Он много видел, много слышал, много писал, но это еще не так страшно. Советская власть многих помиловала…

Когда всадники приблизились на расстояние, с которого можно было разглядеть их лица, Хаким остановился и застыл на дороге. Что угодно, но такой встречи он не ожидал. К нему скакали Бахрам и сын Ахмед-бека.

— Хаким-ака! — удивленно воскликнул Бахрам. — Ты как сюда попал?

Всадники подъехали и остановились.

— Салям алейкум! — проговорил вместо ответа Хаким и начал мять свою куцую рыжеватую бороденку. Он еще не сообразил, как надо отвечать, как поведать этим двоим обо всем случившемся.

Ему помог в этом Бахрам.

— Где отряд? — быстро спросил он, приковав к Хакиму внимательный и пристальный взгляд.

— Отряда нет, Бахрам-ака… Беда, большая беда…

— Как? — откинулся в седле Бахрам.

— Отряда нет, — повторил Хаким. — Отряд попал в засаду, и все полегли… Уцелели только двое: я и Узун-кулок.

Всадники глядели на него с оторопелым видом.

— А Ахмедбек где? — крикнул после паузы Наруз Ахмед.

— О! Ахмед теперь в раю, среди гурий. Ему срубил голову старый Умар Максумов. Тот самый Умар, который когда-то в Бухаре был известен как знатный резчик, а потом сидел в эмирском клоповнике.

Наруз Ахмед сжал губы, чтобы стоном не выдать своего состояния.

— Когда это случилось? — спросил Бахрам.

— Трое суток назад, на рассвете, в тугаях, недалеко от колодца Неиссякаемого.

Наруз Ахмед молчал, и глаза его были страшны.

— А где же Узун-кулок? — спохватился Бахрам.

— Он тоже взят аллахом на небо, только двумя сутками позже. По дороге он наступил на гюрзу, и она принесла ему смерть.

Наруз Ахмед молчал. Он тешил себя надеждой, что этот оборванец не знает его…

— Куда ты бредешь? — строго спросил Бахрам.

Хаким замялся, озираясь по сторонам.

— В Бухару.

— Зачем?

— Видишь ли, Бахрам-ака… Отряда нет, коня нет… Аллах отвернулся от нас. Быть может, ему неугодны наши дела? Кто знает?

Сказав это, Хаким испугался и с опаской взглянул на руку Бахрама, лежавшую на эфесе шашки. Но рука оставалась спокойной.

Хаким нерешительно продолжал:

— В Бухаре мой дом… Давно там не был… Все по пескам и по чужбинам таскаюсь. Уже стар я, чуть-чуть передохну, отдышусь. Может, нового коня достану…

Наруз Ахмед не мог больше вынести болтовни этого оборванца: он приподнялся на стременах, взмахнул камчой, готовый опустить ее на голову Хакима, но его руку перехватил Бахрам.

— Не стоит. Не горячись! — сказал он. — Он нам еще пригодится. Ступай… Хаким!

Глаза Наруза Ахмеда гневно блеснули.

Всадники с места подняли коней в галоп и вскоре превратились в маленькие точки. Потом они вовсе исчезли в раскаленном, дрожащем мареве.

Пораженный и озадаченный великодушием Бахрама, верного телохранителя Ахмедбека, Хаким помял свою бороду, покачал головой и отправился своей дорогой.

— Кажется, — проговорил он вслух, — я отделался очень дешево.

7

К столетнему карагачу с пышной, раскидистой, точно шатер, кроной подъехали и остановились двое всадников.

Они были в милицейской форме, при пистолетах, со шпорами на ногах.

Один из них легко спрыгнул с коня, отдал повод другому и коротко бросил:

— Пойду. Жди здесь!

— Да будет легок твой путь, — вполголоса проговорил оставшийся.

В кишлаке давно ютилась ночь. Высокое небо было густо усыпано звездами. С гор тянуло прохладным, освежающим ветерком.