Клинки Демона - [65]

Ночи, особенно холодные в пустыне, проводили вместе, прижимаясь друг к другу, сохраняя тепло. Палатка затерялась где-то среди обломков на поле боя. Развести огонь оказалось не из чего — окрестности оказались пустынны, ни одного деревца, либо сучка.

Погибших в тот день похоронили в песке, никто против не возражал. Джером зачитал молитву о каждом члене отряда, которые продолжили свой путь уже в ином мире, остальные молча слушали, по-своему скорбя. Хлоя сжимала и разжимала кулаки в бессильном гневе. Никто не был готов потерять друзей. К подобному нельзя подготовиться.

На третий день машина все же закипела, и никуда больше не захотела ехать. По приказу Серафа, взяли самое необходимое, остальное просто оставили в машине. Из сидений соорудили носилки, а из куска парусины навес, защищая Ганса от прямых солнечных лучей.

Люди передвигались сквозь мерцающие миражи лишь благодаря несгибаемой воле, и безоговорочной вере в своего капитана.

Авалса подбадривала себя другими мыслями. Она сосредоточилась на выздоровлении Ганса, поэтому слабо реагировала на происходящее вокруг. Он не приходил в сознание, и это беспокоило. Авалса видела, как он разделался с тварью, однако представить себе не могла, что такое возможно. Они говорили об этом с Хлоей, но никто так и не понял, что произошло.

— Мне кажется, он не человек, — говорила Хлоя, но Авалса хранила молчание. Она не была уверена до конца, считает ли так же. Лазутчица поила его, продолжала смачивать тело, в надежде, что Ганс все-таки придет в сознание.

Однажды Людвиг предложил оставить его, чтобы не замедлять движение отряда. Запасы воды были на исходе, из еды оставались только хлебцы, поэтому отряд нервничал. Прежде чем кто-либо ответил, Авалса повалила его наземь одним ударом в лицо. Говорить ничего не пришлось, остальные спорить не стали.

Когда Ганс пришел в себя, Сераф сказал, что они в одном ночном переходе от оазиса. В доказательство, он указал на едва уловимую тропу среди дюн. — Этим оазисом часто пользуются кочевники, делая остановку по пути в южные земли. Очень не многие смогли узнать о его местонахождении.

Поужинали последними остатками провизии. Гансу досталось сушеное яблоко. Выдвинулись в путь, едва солнце укрылось за горизонтом. В отряде ощущалось ободрение. Возможно это потому, что кошмару скоро настанет конец, либо потому, что Ганс уже передвигался на своих ногах, а может все вместе.

Авалса улучила момент, оставшись с Гансом наедине. Он всматривался в быстро меркнущий горизонт и не сразу заметил ее присутствия. Ганс сильно похудел, восстановление забрало много сил. — Серафу ты не сказал, но от меня не укрылась твоя недоговоренность на счет той ночи, — взгляд Авалсы был требователен, — какую силу ты применил, сразив червя? Я видела, как ты вогнал в себя один из гвоздей, и только попробуй что-то отрицать и ссылаться на мое непонимание.

Он даже не повернулся в ее сторону. Просто стоял и продолжал всматриваться в горизонт. Когда терпение Авалсы готово было лопнуть, Ганс заговорил, — История утверждает, когда Иисуса Христа распяли, то использовали четыре гвоздя, прибивая к деревянному кресту поочередно руки и ноги. Оставили гвозди на кресте, когда его сняли, либо забрали с собой, неизвестно. Следующее упоминание о гвоздях появляется во времена правления Константина, основателя Константинополя. Он приказал найденные четыре гвоздя Иисуса Христа, ставшие к тому времени священной реликвией, переплавить и выковать из них меч, шлем и узду для царской лошади. Константин верил, владея подобными артефактами, Господь всегда будет с ним.

Ганс замолчал, дав Авалсе возможность сопоставить информацию с тем, что находится в руке. — Но это оказалась не правда, — пораженно прошептала Авалса, сжимая четырехгранный гвоздь Креста Спасителя крепче.

— Никто не ковал никакого оружия, — подтвердил Ганс, — а гвоздей было не четыре, а шесть. Священная реликвия долгое время находилась в распоряжении церкви. — Пока тьма не появилась в мире и артефакт не стал оружием, — предположила Авалса и Ганс, к ее удивлению, кивнул. — Вгоняя гвоздь во тьму, она рассеивается, делая создание слабее. Но если использовать реликвию на себе, произойдет обратная реакция. Сокрушительная сила возникает внутри. — Сила Христа? — на предположение, Ганс горько улыбнулся.

Авалса некоторое время стояла в напряженной задумчивости. Чем больше она узнавала о своем спутнике, тем больше понимала, что мир не так прост, как кажется. Будучи в Гильдии Ворона, ее мировоззрение сужалось до того, что существуют лишь подлые и продажные люди, заслуживающие смерти от руки Лазутчицы. Подобные «шоры» мышления рухнули с момента путешествия с Гансом.

— Постой, ты говоришь, что всего было шесть гвоздей, но здесь только четыре, — Авалса вспомнила, как один гвоздь рассыпался в ладонях, и поправилась, — три. Куда девались остальные? Ганс не хотел отвечать. Она чувствовала, что он снова собирается закрыться. — Не молчи. Скажи, почему осталось только четыре? — Я использовал их, — откровение оказалось простым и одновременно ошеломляющим. — В мире встречаются не только такие сущности, как в пустыне. Есть нечто серьезнее и глобальнее братской могилы. — И ты сражался с ними? — она представить себе не могла, что Ганс не в первый раз использует подобную силу. Добровольно идти на такой шаг, зная о последствиях… Он провел в бессознательном состоянии пять дней, будучи у Авалсы на руках. Такая отверженность для нее была не знакома.