Клинический случай - [27]

— Давно, — выдохнула Ирина Игоревна и вскочила, словно подброшенная пружиной. — Извините за беспокойство! Я пойду…

— Я еще не закончила, — строго сказала Анна. — Сядьте и дослушайте!

Пардус села.

— Если давно, так должны понимать, что ничьи свидетельства не заменят вам расписки пациента. Если у вас нет расписки, то, значит, вы никого ни о чем не предупреждали! Во всяком случае, любая комиссия, любой проверяющий будет рассуждать только так. Согласны?

— Согласна, — Ирина Игоревна исторгла вздох, больше смахивающий на стенание. — Это строгий выговор, а, значит, год без премии.

С премиями в двадцать пятой больнице, как, впрочем, и повсюду, дело обстояло сурово. Имеющие взыскания премий не получали. Никаких. Ни ежемесячных, которые, несмотря на свое название, выплачивались далеко не каждый месяц, ни квартальных, ни «праздничных» — к дню медика и Новому году. В принципе логично — провинились, так какие вам премии? — но сурово. Для той же Ирины Игоревны премии были существенным подспорьем. Пульмонология — не урология и не гинекология, там врачей особо не благодарят. Принесут раз в неделю коробку поседевших от времени конфет, а то и не принесут.

— Целый год! — Пардус закатила глаза. — Из-за какой-то сволочи! Ушла же сама! А с сестрой постовой она знаете по какому поводу поскандалила? Та, видите ли, не разрешила ей днем, когда обходы идут, телевизор в холле врубить на полную громкость! Вот баба-яга, так баба-яга, только ступы с метлой не хватает!

— Сколько эта «баба-яга» у вас пролежала, Ирина Игоревна?

— Двенадцать дней.

— Выписку она не забирала?

— Нет.

— История у кого? В архиве или уже у Надежды Даниловны?

— У Юлии Юрьевны, она ее забрала…

— Так несите ее скорее ко мне! — распорядилась Анна.

— Зачем? — удивилась Пардус.

— Давайте рассуждать логично. Расписки у вас нет, верно?

— Нет.

— Написать вы расписку не можете, верно?

— Верно.

— А без нее вам выговор?

— Выговор.

— Значит, надо переписать историю болезни.

Ирина Игоревна вздрогнула от неожиданности. Не ожидала услышать такой совет от доцента Вишневской. «У меня репутация слишком правильной девочки», — усмехнулась про себя Анна.

— Как переписать, Анна Андреевна? Зачем?

— Переписать так, будто вы выписали ее в плановом порядке.

— Но ей же по стандартам положено отбыть двадцать дней!

Стандарты оказания медицинской помощи предусматривают не только как обследовать больных и чем их лечить, но и то, сколько суток им следует провести в стационаре.

— Ну, если мы напишем, что обострение было вызвано несоблюдением режима амбулаторного лечения, что, начав регулярно принимать препараты, она тут же нормализовалась, то выписка на двенадцатый день будет выглядеть более-менее нормально. И никаких записей про скандалы и самовольные уходы. Пролечили, выписали, забыла выписку, чего-то там себе придумала. Старческая деменция это вам не шутка, иногда люди такие странные жалобы пишут… Одно дело, когда жалоба совпадает с историей болезни, пусть и не на все сто процентов, но все же совпадает, и другое — когда есть диаметральные, так сказать, расхождения. Так что переписывайте дневники и обходы. Накануне выписки впишите в обход и меня, тем более что я ее смотрела на самом деле. Максимум, что вы получите по итогам разбирательства, это рекомендацию впредь соблюдать сроки строго по стандартам.

— Хорошо, Анна Андреевна, — просияла Пардус, никак не ожидавшая подобного оборота. — Так действительно будет лучше. Это называется…

— Это называется — подлог, — перебила Анна. — Нехорошо, конечно, но вас ведь тоже обвинили в том, чего вы не совершали.

«Тоже» относилось к подлогу, Анна хотела сказать, что ложная история станет ответом на ложную жалобу, но Ирина Игоревна поняла ее иначе, отнеся «тоже» к неприятной истории с Анной.

— Анна Андреевна, мы все, то есть — никто из нас, — затараторила она, прижав руки к груди в подтверждение своей искренности, — никто-никто не сомневается том, что на вас возвели напраслину. Ну, мы же вас знаем, Анна Андреевна. Вы не такая…

— А какая же? — улыбнулась Анна. — Только не делайте из меня ангела, все равно не поверю.

— Ангел, не ангел, а вот пришла я к вам со своей проблемой, которая вас совершенно не касается, так вы же сразу вошли в положение, помогли, хотя оно вам совсем не надо. А приди я с этим к Завернадской или Хрулевой? Да я к ним и не пошла бы…

— Спасибо, Ирина Игоревна, — перебила Анна и, все-таки не удержалась от вопроса, который по уму вряд ли стоило задавать: — А что говорят про мой конфликт с урологами из сто пятьдесят четвертой в больнице?

— Говорят, что они идиоты! Говорят, что они еще пожалеют! Некоторые, правда, злорадствуют.

— Хороший вы человек, Ирина Игоревна, деликатный, — совершенно искренне, нисколько не кривя душой, похвалила Анна. — Я представляю, сколько народа злорадствует по моему поводу. «Некоторые» — это щадяще, весьма щадяще.

— Именно что некоторые! — Пардус тряхнула своими разнокалиберными кудряшками. — Имен называть я, конечно, не стану, не в моих это правилах, но поверьте — злорадствуют считаные единицы. Придурки есть везде. А наша старшая сестра сказала, что попадись ей этот уролог в глухом брянском лесу… В общем, пострадал бы он нешуточно.