Клич - [121]
В тот же день Крайнев выехал в Тырново, чтобы быть поближе к событиям, о которых ему не терпелось узнать из первых рук. И здесь ликование по случаю успехов генерала Гурко было не менее бурным, чем в царской квартире, но генерал Газенкампф, свидания с которым не без труда добился Владимир Кириллович, оказался сдержаннее других. Крайневу показалось, что он трезво оценивает ситуацию.
— Весьма прискорбно то, что мы до сих пор ничего не знаем о местонахождении главных турецких сил и о их намерениях. Я думаю, сейчас весь вопрос в том, сумеем ли мы опередить неприятеля и развернуться за Балканами. Ведь турок следует ожидать повсюду, тем более что некоторые проходы в горах, в частности Еленинский перевал, находятся в их руках.
Крайнев поинтересовался, как показали себя в деле болгарские ополченцы.
— Превосходно, — ответил генерал. — Вне всякого сомнения, Военное министерство поступило правильно, назначив командиром Николая Григорьевича Столетова. Кстати, сейчас он либо уже перешел Балканы, либо находится на перевале. У нас еще плохо налажен телеграф, но вы могли бы убедиться лично.
— Так, значит, это возможно, генерал? — обрадовался Крайнев.
— Конечно. Сейчас я черкну вам записку к Столетову. Между прочим, не далее как сегодня утром туда выехал английский корреспондент Арчибальд Фобс…
"Старый лис, — не без восхищения подумал Крайнев о своем коллеге, — уж он-то наверняка знает, где пахнет жареным".
Из дневника Вари Щегловой:
"Все эти дни я не могла не то что продолжить свои записи, но даже хорошенько выспаться. Никаких препятствии к моему отъезду во Владимире больше не оказалось. Все образовалось неожиданно быстро и просто. Меня пригласили к той самой постной даме, о которой я уже писала. На сей раз она была со мною предупредительна и даже ласкова, поинтересовалась, не передумала ли я, а потом, убедившись в моем твердом намерении, даже облобызала меня и прослезилась. Нас было несколько человек, а в Москве к нам присоединились еще и те, что прибыли из Ярославля, Твери и Рязани. Вагон был полон, и мы быстро друг с другом перезнакомились. Теперь, когда все уже окончательно решилось, мы вдруг поняли, что все порядочные трусихи и дело, на которое идем, представляется нам лишь приблизительно, а оно и трудно и опасно. Особенно мы это почувствовали на небольшом разъезде под Кишиневом, где нас задержали, чтобы пропустить поезд с ранеными… Старшей среди нас на время переезда была назначена дама средних лет, некто госпожа Сребродольская, уже побывавшая в Герцеговине (о ее прошлом мы ничего не знали, а она не любила рассказывать, но все подозревают нечто романтическое). Воспользовавшись впечатлением, которое произвел на всех санитарный поезд, она немножко охладила наши разгоряченные головы, и война, в которой мы так желали принять участие, впервые предстала перед нами в своем жутком обличье. Впрочем, мы и сами в этом вскоре убедились, когда в наш лазарет привезли первых искалеченных на дунайской переправе.
Мне повезло: при назначении я оказалась в одной группе с Сребродольской, и она как-то сразу взялась меня опекать и учить тем нехитрым, но очень важным премудростям, без которых все мы на первых порах выглядели беспомощными, как брошенные в воду котята.
При виде первого же раненного в ногу солдатика, которого я должна была перевязать, мне сделалось дурно, и я едва не потеряла сознания. Но Сребродольская была рядом, быстро наложила повязку и подбодрила меня, так что в следующий раз я уже чувствовала себя увереннее.
Наш лазарет все время передвигается вслед за наступающей армией. Я с надеждой вглядываюсь в проходящих мимо солдат: мне почему-то кажется, что где-то здесь, совсем рядом со мною, находится Дымов. От мысли этой и сладко и страшно. Особенно страшно, когда я подумаю, что и он может оказаться на столе у Ван Ваныча (так мы зовем нашего хирурга), а я ничем не смогу ему помочь. Так было уже однажды в мое дежурство, когда Ван Ваныч отнимал руку казачьему есаулу из свиты генерала Скобелева. Рана была опасной, оказалась раздробленной кость, есаул лежал без кровинки в лице, я растерялась, перепутала инструмент, и Ван Ваныч, всегда спокойный и выдержанный, глянул на меня так, что я готова была провалиться сквозь землю…
В Тырнове мы задержались ненадолго. Уже через два дня приказано было перебираться в Габрово. Но и тут не успели мы расположиться, как явился Ван Ваныч и сказал, что утром снимаемся и идем в обозе болгарского ополчения на Хаинкиойский перевал.
Иногда, особенно если я остаюсь одна, что случается очень редко, мне кажется, что все, происходящее со мною, не явь, а какой-то нескончаемый неправдоподобный сон…
Ночами все чаще вижу Покровку, живого деда, отца и обязательно — Дымова. Вчера он явился передо мною в каком-то странном виде — без бороды и усов, в крестьянском малахае и валенках. К чему бы это?
Кончаю, все уже спят, пора и мне отдохнуть. Завтра тяжелый день".
А ведь Варю в тот вечер отделяло от Дымова всего лишь полдня пути. Но ни сейчас, ни завтра, ни послезавтра они так и не встретятся и совсем уж было затеряются среди поднятых войною с нажитых мест, измученных изнуряющими переходами и еще более изнуренных безвестностью людей, как вдруг судьба сведет их снова: уже в августе, в потоке спускающихся с гор искалеченных, истерзанных осколками и штыками, умирающих от потери крови и от заражения, Варя увидит, сердцем почувствует, в одной из санитарных фур своего Дымова, и, когда уж не затеплится и робкой надежды, и даже Ван Ваныч растерянно опустит руки перед доставленным к нему на стол еще дышащим, но уже обреченным человеком, Варя выходит его и увезет в Покровки, в порыве любви и сострадания не ведая еще, сколько впереди и невыплаканных слез и безысходного отчаяния…
Роман «Богатырское поле» — первая книга тетралогии Э. Зорина о древней Руси.В нем воссоздается история Владимиро-Суздальского княжества второй половины XII века.Читатель встретится на его страницах с юным Всеволодом Большое Гнездо, его братом Михалкой, с зодчими, ремесленниками, купцами, воинами, которых собирает в богатырскую рать общее стремление к единению Руси.Используя обширный этнографический и фольклорный материал, автор воспроизводит живые картины городской и сельской жизни того времени.
«Огненное порубежье» — вторая книга автора на историческую тему. В ней действуют многие из тех героев, с которыми читатель познакомился в «Богатырском поле». В романе представлена Древняя Русь конца XII века (1182–1194 гг.) — падение Киева и возвышение Владимира. В центре романа две исторические фигуры: владимирский князь Всеволод и киевский — Святослав.
Это заключительная часть тетралогии Э. Зорина о владимирском князе Всеволоде Большое Гнездо, о Руси начала XIII века. В ней рассказывается о последних годах жизни и правления Всеволода и вновь вспыхнувшей жестокой княжеской междоусобице после его смерти, — междоусобице, которая ослабила Русь накануне татаро-монгольского нашествия.
«Большое Гнездо» — третья книга из задуманной автором тетралогии о владимирском князе Всеволоде Большое Гнездо, о Руси конца XII века и насущной потребности того времени в объединении обособленных княжеств, в прекращении междоусобиц накануне татаро-монгольского нашествия.В первых двух книгах («Богатырское поле» и «Огненное порубежье») повествуется о том, как Всеволод, проводивший объединительную политику, подчинил себе Ростов Великий и Киев, в третьей книге рассказывается, как он сумел покорить Великий Новгород — победил боярскую вольницу.
1758 год, в разгаре Семилетняя война. Россия выдвинула свои войска против прусского короля Фридриха II.Трагические обстоятельства вынуждают Артемия, приемного сына князя Проскурова, поступить на военную службу в пехотный полк. Солдаты считают молодого сержанта отчаянным храбрецом и вовсе не подозревают, что сыном князя движет одна мечта – погибнуть на поле брани.Таинственный граф Сен-Жермен, легко курсирующий от двора ко двору по всей Европе и входящий в круг близких людей принцессы Ангальт-Цербстской, берет Артемия под свое покровительство.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.