Клеймо подозрения - [50]

Она улыбнулась.

— Ладно уж, Билл... Я никогда не сомневалась, что вы — нормальный здоровый тридцатилетний мужчина. Доказательства тут не нужны.

— Я и не пытался доказывать.

— Меня это немного испугало. Я не сознавала, что по прошествии какого-то времени молодая женщина может поддаться потребности в утешении...

— И это все? — спросил я.

— Не знак Не спрашивайте меня. Но вы никогда не поверите, до какой безграничной слабости может довести необходимость быть мужественной. И как соблазнительно выглядит плечо, на котором можно поплакать...

— Оно в вашем распоряжении, — сказал я.

— Но почему?

Я нежно коснулся ее щек:

— Я только что сказал, почему. Я считаю, что вы великолепны. Вы — самая чудесная в мире, вы женщина с горячим сердцем и... к тому же способны на удивительные трюки каждым разом кажетесь мне все прекрасней и прекрасней..

И снова поцеловал ее. но на этот раз нежно и посмотрел на тонкий узор ресниц на ее бледном лице. Когда она открыла глаза, они были словно в тумане, но она улыбнулась:

— Ну, ладно... Возможно, я тоже считаю вас очень милым... А теперь уходите, Билл...

— И никакой «доброй ночи»?

— Мы уже пожелали друг другу «доброй ночи»... — глаза ее смотрели мечтательно и казались огромными. — Забирайте свое плечо и уходите...

Послышался гудок такси.

Я ведь кажется хотел что-то сделать? Я с трудом пробился через розовый хаос, царивший у меня в голове, и вспомнил, что собрался ехать на поиски человека.

— Да, конечно, Джорджия, мы уже пожелали друг другу «доброй ночи». — В дверях я обернулся. — Если я его найду, я сразу вам позвоню.

К тому времени, когда мы въехали в город, я уже успел стереть с лица следы губной помады, а все остальное вытолкнул на окраины памяти, чтобы быть в состоянии разумно мыслить.

Вполне возможно, что этот прохожий — не тот человек, который облил комнату кислотой. Описание его внешности было слишком общим. И потом — едва ли он настолько глуп, чтобы вернуться на место преступления. Но все равно я должен попытать счастья. Пусть это и маловероятно, но этот человек сейчас — наша единственная зацепка.

Было половина десятого. Со вчерашнего дня я еще не успел забыть, где расположены местные бары. Я уплатил таксисту и начал обход баров пешком. В первых двух я не нашел ничего достойного внимания, но в третьем попал в цель.

Это была прокуренная, но снабженная кондиционером берлога на одной из улиц южнее Спрингер-стрит. В зале было всего семеро: я сразу заметил белую рубашку и отражение лица в зеркале. Он меня еще не видел. Не обращая на него внимания, я прошел к свободному месту у начала стойки. У левой стены стояли два игральных автомата, дальше телефонная будка и автоматический проигрыватель.

Я быстро оценил ситуацию. Перед ним стояла бутылка пива, выпитая лишь наполовину, и он как раз заказывал вторую; так что, видимо, просидит тут еще некоторое время, и я успею вызвать Джорджию по телефону. Потом сможем посидеть в ее машине напротив входа в бар до тех пор, пока он не выйдет. За это время она хорошо успеет разглядеть его лицо, и если она его узнает, я смогу действовать. Я вспомнил вид облитой кислотой комнаты...

Войдя, я не обратил внимания на остальных посетителей, но спустя какое-то время инстинктивно почувствовал что-то враждебное в воздухе, а потом осознал, что в баре воцарилось молчание. Я оглянулся. Слева от меня сидел Фрэнки. За ним — другая знакомая физиономия, выражавшая полную готовность к агрессивным действиям: один из тех бездельников, которые отвесили наглую реплику, когда мы с Джорджией шли к машине. Другие лица не знакомы, но у всех — то же гнусное выражение. Бармен, толстяк со слуховым аппаратом, бросал на них беспокойные взгляды.

Ну уж нет, потасовки не будет! Во-первых, их слишком много против одного, а во-вторых, у меня на уме дела поважнее. Так что драка исключается...

— Что, красавица дала тебе отгул? — поинтересовался Фрэнки.

Я вмазал ему левой; правой отбил удар типа, который вылез из-под свалившегося на него Фрэнки. Третий — бездельник из ресторана — попытался протиснуться ко мне, размахивая бутылкой. Я схватил его за рубашку и, выдернув из-за этих двоих, врезал по морде. Он упал, опять увлекая за собой Фрэнки, и они впаялись в игральный автомат. Раздался звон разбившегося стекла и рассыпавшихся по полу железяк.

Должно быть, в этот момент кто-то бросил монетку в проигрыватель, потому что он вдруг взорвался потоком звуков, заглушивших безобразную возню, шарканье ног, прерывистое дыхание и выкрики проклятий.

Теперь все набросились на меня. Но я не чувствовал сыпавшихся на меня ударов, во мне буквально бушевал океан ярости, а из его волн выпрыгивали лица, как мишени в тире. Они теснили меня к стойке бара, двое уже висели у меня на руках, остальные лезли на меня, но их было слишком много, и они мешали друг другу; я рванулся вперед, пытаясь высвободить руки, и все мы упали на пол. Я попытался вырваться и вдруг почувствовал что-то странное: они стали исчезать, иначе не скажешь.

Словно птицы, они разлетались в разные стороны. Я повернул голову и увидел ноги, облаченные в брюки цвета хаки и, по-видимому, выросшие прямо из пола. Это был Келхаун. Он хватал поочередно каждого и бросал их себе за спину, к концу стойки. Бросал спокойно и без усилий — не человек, а какая-то бесшумно работающая машина. Когда он снял с меня последнего и тоже отшвырнул назад, я кое-как поднялся на колени, все еще дрожа от ярости, и увидел вцепившегося в стойку Фрэнки. Я оттолкнул Келхауна и двинулся на Фрэнки, и тут на меня словно обрушилась крыша. Келхаун поймал меня за плечо и повернул к себе. В следующий момент его могучая рука ударила меня в грудь с такой силой, словно на меня налетел грузовик. Я отлетел к стене и упал на груду обломков — все, что осталось от игрального автомата.