Клеймо подозрения. Человек-призрак. Карусель загадок - [40]

Я трудился над чертежом, уточняя детали, когда в дверь постучали. Я взглянул на часы и с удивлением отметил, что уже двенадцатый час. Работа совершенно захватила меня.

— Войдите! — сказал я.

Это была Джорджия Лэнгстон. Она была одета в ослепительно белую юбку и легкую блузку цвета корицы. Выглядела она посвежевшей и спокойной.

— Я не помешала? — спросила она с легкой улыбкой.

— Ну что вы! — сказал я. — Входите! Я хочу, чтобы вы взглянули на это.

Я встал. Она подошла и стала рядом со мной, слушая мои объяснения.

— И что вы об этом думаете? — спросил я, закончив.

— Думаю, что это замечательно, — ответила она спокойно. — Но вы уверены, что хотите этим заняться?

— Да… И чем дальше, тем больше мне все это нравится. Ну, так как? Договорились?

Она кивнула. Потом вдруг улыбнулась теплой и радостной улыбкой и протянула мне руку.

— Я оформлю перевод денег с моего счета в здешний банк, — сказал я. — На это уйдет несколько дней. Тем временем вы можете поручить вашему юристу подготовить соглашение о партнерстве.

— Хорошо, — сказала она, а потом вдруг снова устало покачала головой. — Но, Билл, разве мы сможем когда–нибудь снова открыть мотель? Мы же не знаем, что они еще выкинут…

Я взял ее руки в свои:

— Я занимаюсь этим вопросом. Нашел уже кое–какие зацепки. Надо повидать Редфилда.

— Вы думаете, он что–нибудь сделает?

— Должен сделать! — ответил я. — А наше дело — не оставлять попыток.

Когда она ушла, я сорвал с себя мокрую от пота одежду, принял душ и сменил повязку на руке. Без четверти двенадцать я снова подъехал к дому Редфилда. И на этот раз мне посчастливилось. Он работал во внутреннем дворике. Я довольно нерешительно пошел по дорожке, но знака удалиться он не сделал. Все в порядке. Его жена, видимо, уже ушла в дом.

Редфилд без рубашки, стоя на коленях, выкладывал кирпичную стенку. Рядом с ним в тени дуба стояла тачка с раствором.

— Хэлло! — сказал я.

Он коротко кивнул, но ничего не ответил. Может быть, он думает, что я пришел устроить скандал? Он грубо обошелся со мной в конторе шерифа; а я весил фунтов на тридцать больше, и сейчас он безоружен. Но если подобная мысль и пришла ему в голову, то совсем не испугала.

Я закурил и присел рядом на корточки. Он был хорошим полицейским, но никогда бы не превзошел Черчилля как каменщик–любитель.

— Я хочу вам кое–что сказать, — начал я. — Сегодня утром я ездил к тому амбару и нашел место, где он оставлял свою машину.

Он даже не взглянул на меня:

— Дома я не занимаюсь делами…

Он довольно неуклюже действовал мастерком и сглаживал пальцами известку между кирпичами.

— Так вы сотрете себе пальцы, — заметил я. — Этот материал действует как наждак.

— Знаю, — ответил он. — Через полчаса кажется, будто их ободрали шкуркой.

— Вы не будете против, если я вам кое–что покажу?

— Вы что, каменщик?

— В профсоюзе каменщиков не состою. Но мне приходилось работать на кладке. Дорожки, поребрики и тому подобное.

Он ничего не ответил, и мне на какое–то мгновение показалось, что он откажется. Но потом он протянул мне мастерок, а сам немного отодвинулся в сторону. Я показал ему, как надо класть известку, как разглаживать ее кончиком мастерка и так далее. Таким образом я обработал несколько кирпичей.

Он коротко и жестко усмехнулся:

— Посмотреть на вас — так это чертовски легкое дело.

— Практика, — сказал я скромно. — Но эти кирпичи нужно смочить. Они слишком сухие.

— А что это даст? — спросил он.

— Они пористые и потому поглощают влагу из вашей извести. Она начинает крошиться и плохо держит. У вас есть таз или еще что–нибудь, в чем их можно смочить?

— Конечно! — Он пошел в гараж и вернулся с небольшим ведром. — Годится?

— Отличное ведро, — сказал я.

Мы наполнили его кирпичами и облили их водой из шланга.

— Пусть помокнут несколько минут, а потом мы их вытащим.

Он кивнул и вытер вспотевшее лицо:

— Как насчет того, чтобы выпить пива?

— С удовольствием! — сказал я.

Он прошел через затененное крыльцо в кухню и через минуту вернулся с двумя банками пива. Мы присели в тени. Я окинул взглядом внутренний дворик. Из–за угла виднелись передние колеса и капот старой машины. В центральной части дома — окно с витражом, под ним — цветочные клумбы и замощенная площадка. Вот здесь ОНА и лежала. Я постарался выбросить ее из головы… Только бы она не вышла из дома!

Я кивнул в сторону пламенеющей у гаража бугенвилии:

— Разве здесь не бывает морозов? Как вам удается ее сохранить?

Он отхлебнул из своей банки.

— Морозы бывают раза два–три в год. В остальное время погода сравнительно мягкая. В холода я развожу дымовые костры, и это спасает цветы…

Потом мы поговорили о травах, растущих на местных газонах. Он увлекся этой темой, и взгляд его почти утратил характерную для него жесткость. А сам он теперь смотрел на меня с интересом:

— Вы говорите, как настоящий садовник. Откуда вы столько знаете?

— Мой дядюшка был архитектором по благоустройству участков. Я часто с ним работал.

Я рассказал ему о моей предполагаемой сделке с Джорджией Лэнгстон и о своих планах реконструкции ее участка.

Он кивнул.

— Значит, вы хотите стать ее партнером? — Он повертел в руке банку из–под пива, снова читая надпись на ней. Потом сказал коротко и с некоторым смущением: — Мне жаль, что я так обошелся с вами… Ну, понимаете, в кабинете…