Клеймо. Листопад. Мельница - [118]

— О, господи, да тише вы! — вскричал каймакам и замахал руками.

Доктор понизил голос.

— То-то, братец! Сами человека на грех толкаете, вот он и мелет невесть что. Одним словом, дела таковы!.. И нечего время тратить попусту, выясняя, кто, что, когда сказал. Для нас сейчас главное — как можно скорее выставить из касабы этого молодца с еврейским носом и глазами скорпиона.

Энергичные слова доктора ободрили Халиля Хильми- эфенди.

— Прекрасно! Что же нам следует предпринять?

— Вот этого-то я пока и сам не знаю. Может, для начала мне стоит подать докладную начальству и написать, что вы абсолютно здоровы? Поскольку я являюсь уездным врачом, мое заявление…

Убедившись, что доктор полностью на его стороне, Халиль Хильми-эфенди воодушевился. Еще бы! В служебном деле доктор — большая сила. Двух слов его достаточно, чтобы отставить от должности или установить над кем-либо опеку. Доктор может отправить на виселицу или спасти от нее.

— Ах, как я вам благодарен, дорогой доктор! Спасибо, большое спасибо за братские чувства… Боюсь только, что мы уже опоздали. Памятуя, что есть вопросы, на которые мне придется, наверное, отвечать, я попросил бы вас дать совсем противоположное заключение — не абсолютно здоров, а болен, все еще болен! Думаю, что дело обстоит совсем не так, как вы предполагаете. Надвигается буря. Увы! Ничего не поделаешь, какое-то время придется плыть по течению.

— Господь бог свидетель, я искренне люблю вашу милость, и не корысти ради, а всей душой, всем сердцем к вам расположен и на все для вас готов.

И два старца, с трудом удерживая слезы, обнялись и облобызали друг друга, прижавшись носами. Так был заключен своеобразный союз и выработан план действий: завтра же доктор засучив рукава приступит к созданию в городе партии сторонников Халиля Хильми-эфенди. Среди жителей Сарыпынара найдется немало людей, готовых поддержать каймакама. Если понадобится, они снарядят делегацию в санджак, в губернию, даже в Стамбул съездят, но положат конец проискам мутасаррифа. Доктор очень оживился, он уже принялся составлять список тех, кто, по его расчетам, поможет в общем деле, он готов был даже примириться с Ованесом и работать с ним рука об руку, ибо не отрицал его организаторских способностей, как бывалого комитетчика[60].

XVII НОВАЯ ВЛАСТЬ

Со следующего дня в уездной управе создалось странное положение — какое-то междувластие.

Сперва Халиль Хильми-эфенди решил собрать пожитки и переселиться в свой дом, где еще не закончился ремонт. Хоть там не умолкал стук топоров, но дома, как известно, и стены помогают. С другой стороны, оставаясь в управе, он получал известные преимущества в борьбе с Эшрефом, не воспользоваться которыми было бы просто грешно.

Хорошо, когда человек доволен собой. Коли дела идут успешно, то уважение и почет всегда обеспечены, а стоит попасть в беду, как, скажем, случилось ныне с беднягой Халилем Хильми-эфенди, то ни почета, ни уважения, ни даже человеческого достоинства — ничего не остается…

Рабочий кабинет нового каймакама помещался, по- прежнему на втором этаже. В коридоре убрали, и ходить теперь можно было безбоязненно, так как на потолке не осталось никакой штукатурки и валиться было нечему. В кабинете навели невиданную чистоту и порядок. После обеда Эшреф ненадолго заглядывал в кабинет, потом спускался к Халилю Хильми-эфенди и проводил немного времени у него.

Халиль Хильми-эфенди пока еще не мог составить окончательного мнения об этом субъекте. С одной стороны, заместитель очень почтительно относился к старому каймакаму, по каждому вопросу непременно советовался с ним и — что было особенно приятно — без умолку жаловался на Сарыпынар и уверял, что с нетерпением ждет приказа, который вызволит его отсюда. Тогда Эшреф казался умным и хорошим малым. В то же время он частенько, словно полновластный хозяин, сердитым, непозволительно высокомерным тоном отдавал чиновникам приказания и, не раздумывая, решал вопросы, на которые Халилю Хильми-эфенди потребовались бы недели, да что недели — месяцы. И тогда получалось, что он выскочка и наглец. Ну, а что касается чиновников, то они проявляли непростительное двоедушие: готовы были, как говорится, служить и нашим и вашим.

Оставаясь наедине с Халилем Хильми-эфенди, чиновники подчеркнуто выказывали ему свое уважение, давая понять, что считают его законным начальником, и критиковали, хотя и с оглядкой, действия вновь назначенного заместителя. Однако от Халиля Хильми-эфенди не могло ускользнуть, что точно так же вели себя эти лицемеры, оказавшись в обществе Эшрефа. Но по-настоящему Халиля Хильми-эфенди задевало лишь предательство Хуршида. Видя, как его верный страж прислуживает Эшрефу, он начинал ревновать Хуршида к своему сопернику с той капризной сварливостью, с какой жены в гареме ревнуют своего повелителя.

Чтобы не дразнить Эшрефа, старый каймакам приказал вынести из своей комнаты служебный стол и кресло и задвинуть в угол кровать. Все разбросанные в беспорядке вещи он велел собрать и спрятать и жил теперь в управе случайным гостем.

Халиль Хильми-эфенди был в полной уверенности, что ответа на свою телеграмму начальнику округа он не получит. Однако это не мешало ему каждодневно и ежечасно ожидать посыльного с телеграфа. Он по нескольку раз просыпался по ночам, заслышав звонок, и ждал, подняв голову с подушки, что вот сейчас постучат в дверь и принесут телеграмму.