Клей - [185]

– Я не знал, что он сначала обратился к тебе, Билли. Наверно, когда ты посоветовал ему оставить эту затею, он позвонил мне. Мы с ним пошли выпить, и я попытался его отговорить. Мы выпили всего по паре кружек в «Снопе пшеницы», но я понял, что Голли уже решился на конфликт с Макмюрреем. Мне нужно было быть там, потому что…

– Ты хотел поддержать друга, – закончил за него Карл и холодно посмотрел на Билли.

– Поддержать друга? Ха! – Терри горько засмеялся, и на глазах навернулись слезы. – Да я своему другу на голову насрал!

– Что ты мелешь, Терри? – заорал Карл. – Ты пошел туда, чтоб поддержать его!

– Заткнись, Карл, вернись на землю! Я пошел туда, чтобы знать, о чем они там будут говорить, потому что… потому что не хотел, чтоб Макмюррей кое-что говорил Голли… если б он ему рассказал… я бы этого не перенес.

– Сука… ты сука такая… – зашипел Билли.

Карл положил ему руку на плечо:

– Успокойся, Билли, послушай Терри.

– Между нами с Гейл кое-что было, – Терри закашлялся, – и расстались они с Макмюрреем из-за меня… но вся эта история тянулась уже много лет. Я не хотел, чтоб Голли знал об этом. Он был мне другом!

– Ты бы лучше вспомнил об этом, когда прилаживал его жене, как только он отвернется, ебаный ты гондон, – выплюнул Билли.

Терри поднял глаза к небу. Ему явно было очень не по себе.

– Не перебивай, – взмолился Карл. – Терри, продолжай.

Но остановить Терри сейчас было бы то же, что попытаться засунуть выдавленную пасту обратно в тюбик.

– Голли взял с собой арбалет в черном мешке для мусора. Он решил хуйнуть Макмюррея, то есть реально прикончить. Такое было впечатление, будто ему уже все пофиг. И что терять ему нечего.

Карл прикусил язык. Он сказал Голли, что никогда и никому не скажет про СПИД.

– Да, – хрипел Терри, – Голли сильно изменился. Что-то в нем сломалось… Помните Мюнхен? Так вот, в тот вечер он совсем схужел, просто с катушек съехал. – Он постучал пальцем по голове. – У него получалось, что Макмюррей забрал у него свободу, жену, ребенка. Из-за него он ранил свою девочку. Я пытался его отговорить, – уже скулил Терри, – но знаете что? Знаете, что я за человек? Какая-то часть меня решила, что если он пойдет и уложит Макмюррея, так и заябись. Вот вам и результат.

Билли отвернулся.

Терри сжал зубы. Он впился ногтями в зеленую краску парковой скамейки и процарапал кривые борозды.

– Помните, в каком он был тогда настроении? Что у него творилось с психикой? Мы, тупоголовые, все потешались, бухали, а наш малыш несчастный мучился… из-за меня.

Карл закрыл глаза и поднял руку.

– Из-за Полмонта, Терри. Она не к тебе от него ушла, а к Полмонту. Не забывай. Ты поступил плохо, но ушла она не оттого, что ты ее пялил. Она предпочла Полмонта.

– Правда, Терри, имей это в виду, – сказал Билли, не смотря на него, поднял руку и оттянул рукав. – А что произошло там?

– Прикол в том, – начал Терри, – что мы думали, придется ломать дверь. Но Полмонт сразу открыл и пригласил нас войти. Он пошел вглубь квартиры, как будто ждал нас: «А, это вы, – сказал, – заползайте». Мы, такие, переглянулись. Я-то думал, там будут Дойлы, был готов к ловушке. К засаде, типа, бля, пиздец. Голли, типа, замер. Я взял у него мусорный мешок. Дай-ка сюда, говорю. Но Полмонт… э, Макмюррей то бишь, сидел на кухне один, варил кофе. Спокойный как слон. Даже не спокойный – со всем, типа, смирившийся. «Хорошо, что вы зашли, – сказал он, – пора уже нам во всем разобраться», – а сам смотрит больше на меня, чем на Голли.

Терри сглотнул.

– Голли посмотрел на меня в смятении. Он ждал совсем другого приема. Больше того, я и сам был удивлен. Пересрался. Чувствовал себя виноватым, но больше того я боялся, что Голли возненавидит меня, что мы больше не будем друзьями. А он уже стал просекать: что-то здесь нечисто. Потом Макмюррей посмотрел на него: «Ты отсидел за то, что сделал я, и не сдал меня, – сказал он Голли, – потом я стал крутить с твоей телкой…» Голли смотрел на него, стоял и пялился в шоке. Этот упырь говорил его словами, спер у него готовый приговор. Однако Полмонт не злорадствовал, наоборот – как будто пытался объяснить. А вот я, я не хотел, чтоб он что-то там объяснял. Я хотел, чтоб он заткнулся. Но он стал плести Голли что-то про свою мать, рассказывал про ту ночь после «Облаков». Он сказал, что незадолго до того мама его померла. От рака. Ей было всего тридцать восемь. Понимаете – мне на будущий год столько же стукнет. А он все говорил и говорил. Что он просто свихнулся. Что не контролировал себя. Что ему было на всех насрать… что он был совсем еще молодой… Наконец заговорил Голли: «Я отсидел за тебя. Моя баба, моя дочка с тобой!» – взвизгнул он, как от боли. «Баба твоя больше не со мной. Она ушла. Забрала ребенка», – сказал Полмонт и смотрит прямо на меня. А Голли такой: «Что ты мелешь?..» А я тряхнул мешком: «Да пиздит он все, Голли. Пиздит! Урой его, на хуй!» Полмонт на меня ноль внимания, повернулся к Голли и говорит: «Я любил ее. Она, конечно, корова, но я ее люблю. До сих пор. И малышку я тоже полюбил. Она такое чудо. Я люблю ее, как свою…» Тут Голли разъярился. «Она не твоя!» Он сделал шаг вперед.