Клетка для простака - [22]

Это убийство было явной ловушкой. Но туда не должна была угодить Бренда, поскольку никто не знал, что ей вдруг придет в голову спуститься в павильон за корзиной для пикников. И тем не менее Бренда попала в хорошо смазанный капкан. Больше всего его бесило, что настоящему убийце так редкостно повезло, а они сваляли дурака; настоящий убийца ускользнул так же незаметно, как и перелетел над теннисной сеткой, не оставив следов.

Хью не имел ни малейшего представления о том, кто был этот убийца. За исключением того, что касалось Бренды, он ничего не знал про дела Фрэнка. Сейчас он не хотел думать об этом; без того было немало дел. Он сделал несколько затяжек и бросил сигарету в траву. Открыв проволочную дверь, Хью пошел через теннисный корт.

Странное это было чувство – словно идешь по канату, натянутому над широкой улицей.

Корт уже начал подсыхать и твердеть. Туфли Хью оставляли четкие, но не очень глубокие следы. Он старался не наступать на другие отпечатки и поэтому, прежде чем подойти к трупу Фрэнка, сделал довольно широкий круг. Затем он внимательно изучил детали.

Следы Фрэнка шли по косой линии от проволочной двери к середине корта и обрывались примерно в десяти футах от сетки. Здесь Фрэнк упал. Завязалась борьба, либо кто-то нарочно попытался взрыхлить почву вокруг тела.

Поверхность корта в этом месте была буквально перепахана по широкому кругу, следы старательно затерты каблуками; настолько, что было почти невозможно определить, где Бренда несколько позже поставила тяжелую корзину для пикников.

Фрэнк лежал головой к сетке: одна рука вытянута, плечо поджато, ноги переплетены. Однако, как он стоял, когда на него напали, определить было невозможно, поскольку он перевернулся (или его перевернули) по крайней мере раз. Его голова и плечи оставили вмятины на мягкой поверхности корта. Один конец шелкового шарфа, которым его задушили, был порван его собственными ногтями, когда Фрэнк пытался отвести руки убийцы от своего горла.

Ногти.

При этой мысли Хью похолодел.

Он зажег бензиновую зажигалку, поднес ее к Фрэнку (дело не из приятных) и после тщательных поисков нашел в ворсистом твидовом воротнике кусочек покрытого лаком ногтя Бренды.

Неужели это сделала все-таки она?

Хью не верил, что это она; и все же… Безумная, предательская мысль; мысль, заслуживающая всяческого осуждения. Но она все-таки мелькнула в голове у Хью, что было тем более неприятно в отсутствие Бренды. Если бы она была здесь, если бы он мог ее видеть, он ни за что бы так не подумал. Однако назойливая мысль не покидала его; ведь пока он не увидел труп Фрэнка собственными глазами, он не осознавал всю безнадежность попыток разумно объяснить это «чудо».

«Я говорил ей, – твердил он самому себе, оглядываясь по сторонам, – что отсюда до твердой почвы по бокам корта никак не меньше двадцати четырех футов. А до задней стороны корта и все тридцать пять. Вокруг трупа раскинулась впечатляющих размеров площадка, покрытая песком, которую убийца должен был пересечь, которую убийца явно пересек. Но как?»

Это было невероятно. Вокруг песчаного корта тянулся травяной бордюр с фут шириной. За ним высилась проволочная ограда, которую поддерживали столбы, стоявшие на равном расстоянии друг от друга. Мог ли убийца встать на травяной бордюр и допрыгнуть до взрыхленного участка? Бред! Прыгнуть на двадцать четыре фута? Хью вдруг обнаружил, что в голову ему приходят самые что ни на есть дикие и фантастические идеи. Например, не мог ли убийца пройти сюда но верху проволочной сетки, как канатоходец? А затем перепрыгнуть расстояние в десять футов и оказаться там, где сейчас лежал Фрэнк?

Подобное предположение было еще более безумным;

Хью едва не рассмеялся. И непременно рассмеялся бы при других обстоятельствах. Однако догадка, точнее, уверенность поразила его с быстротой молнии – Фрэнка могли уговорить (и уговорили) пройти на середину корта примерно под таким предлогом. Предположим, убийца сказал: «Послушай, я ставлю десять зеленых на то, что перейду корт по верху сетки». Фрэнк обожал всяческие пари. Хью с отвращением вспомнил свой бурный спор с Фрэнком по поводу какого-то гимнастического рекорда, затеянный при Бренде и Китти. Но пройти по плохо закрепленной сетке, сойти с нее, снова вспрыгнуть и, не потеряв равновесия, вернуться обратно? Невероятно, более чем невероятно!

Но единственной альтернативой этим безумным фантазиям была виновность Бренды.

Хью отказывался верить в нее и в знак этого потряс в воздухе кулаком. К тому же никто не мог бы напасть на Фрэнка и вцепиться безжалостной бульдожьей хваткой в концы его шарфа, не перепачкавшись с головы до пят. Была ли грязь на ногах и коленях Бренды или на ее белом наряде? При всем старании он не мог этого вспомнить. Помнил только грязное пятно на щеке.

Вздор. Невинный вид, пронзительную чистоту глаз, отчаяние, смешанное с надеждой, нельзя подделать. Внутренний голос подсказал: «Не валяй дурака; ты отлично знаешь, что можно; сам не раз видел». Он послал этот голос ко всем чертям и заткнул уши на его нашептывания. Хью осторожно вытащил кусочек ногтя Бренды из воротника Фрэнка и положил к себе в карман.