Клёст - птица горная - [4]

Эх! Два раза эх! Неужели для повышения патриотизма нужно непременно ломать жизнь тем, кто едва сберег её, эту свою жизнь? Глядя на нас, другие люди станут чище и честнее? Нет, не станут. Сорвиголов всё равно никакие указы не остановят наниматься в другие страны, а государственные должности им совсем не нужны. Я так понимаю, что кому-то очень требовалось свалить кого-то, кто взял себе слишком много влияния возле королевского трона — вот и придумал этот злосчастный указ. Быть может, сам король захотел избавить себя от «няньки», слишком ему надоевшей… тьфу-тьфу, за такие мысли точно шею свернут!

Я ушёл на другой день рано утром, поцеловав сонных детей, так и не проснувшихся. Меленит, вообще-то, мне совсем не родная: я познакомился с её мамой, когда та была ею беременной. Но получилось так, что я не заморачивался на подобные пустяки, поскольку в то время ходил весь в заботах: то бегство с беременной девицей, то война, то устройство на новом месте почти от нуля, когда наша изба пахла свежей сосновой смолой, а не домашним уютом.

Ведит привезла мне тогда маленький кулёчек, а я думал только о том, как нам провести свадьбу и получше устроиться. Всё вертелось, как карусель, — я еле-еле отдышался. И вот снова разлука…

В столице я, не мудрствуя лукаво, разыскал треклятого Лебедя и попал к нему на прием.

Мда, годы, годы… неумолимые морщинки ползут на лицо и изнеженные руки. Привычные манжеты с пышными кружевами кажутся уже старомодными, хотя кто его знает, этих дипломатов: у них, быть может, мода изменяется гораздо медленнее, чем у обычных людишек? Вместо шейного платка, однако, я увидел пышный бант, а на камзоле, похоже, количество золота только удвоилось: вон как в глазах рябит. Холёная бородка и усы резко поседели.

Лебедь сейчас был не просто посол, а министр иностранных дел. Не сомневаюсь, что он прекрасно знал о крахе моей карьеры, однако на его лице я не смог прочесть ни малейшего намёка.

— О, мой старый друг! — он не побрезговал выйти из-за стола мне навстречу, несколько картинно приобнял за плечо. В нос мне сразу шибануло дорогущими духами. Целоваться не полез — и то слава Пресветлому. — Давно, давно, что и говорить, встречались мы в последний раз. Как супруга, детишки?

Хм, он и количество моих детей, конечно, точно знает. И, как в прошлом, упорно набивается в друзья.

— Благодарю, Ваша светлость, всё прекрасно. Все в добром здравии: и жена, и дети. Очень приятно, что Вы меня ещё помните.

— О, я Вас уверяю: в нашей работе те, кто не помнит тех, кто оказывал им большую помощь, большую карьеру сделать не смогут! Люди — они как бриллианты: есть мелкие камушки, а есть очень крупные экземпляры. Богатей, не знающий точно, где и какие бриллианты у него хранятся, на самом деле нищий, так как любой драгоценный камень хорош лишь тогда, когда хозяин помнит, как тот выглядит, как сияет в лучах солнца и какова его прозрачность. И, конечно, если хозяин не помнит, где лежат его ценности, то не сможет их использовать, когда того потребуют обстоятельства.

При этом министр любовался кистью своей левой руки, пальцы которой были унизаны перстнями разного веса, с камнями самых разных цветов, как будто бы наглядно давал понять, как именно богач должен ценить свои богатства. Да уж, болтать Лебедь мастак. Одно слово — дипломат!

Он отпустил моё плечо и жестом пригласил сесть. К слову, я почти не ощущал его прикосновения. Лебедь позвонил в колокольчик — вошел моложавый секретарь, чинно поклонился. Интересно, может они вместе того… кувыркаются? Уж больно глазки у этого хлыща масляные. Или у меня стало излишне богатое воображение?

— Кофе нам, пожалуйста.

Ага, не друг он тебе, значит.

Убедившись, что я приноровился к стулу, обитому мягкими подушками, Лебедь картинно поиграл пальчиками, на этот раз правыми. Перстней и на них хватало, кстати.

— Я так понимаю, что у Вас ко мне важное дело. Увы, такие люди, как вы, не любят ходить в наши кабинеты запросто, по приятельски, по разным пустякам. Мы нужны людям лишь тогда, когда у них большие проблемы, а когда у них радость, они не хотят делить её с нами, — с теми, кого судьба вознесла лишь на ступеньку выше.

Двери высотой в два человеческих роста, огромные окна, дубовые полы, мраморный камин, бронзовая люстра с яркими химическими, долго горящими лампами, позолоченные подсвечники повсюду, бархатные портьеры из материала, купить который на платье не каждой барышне по карману, дорогущая мебель, мальчики на побегушках — это, значит, лишь одна ступенька выше моей. Хм, ладно.

— Итак, я Вас слушаю, друг мой.

— Мне одна птичка напела, что Вы могли бы дать мне одну очень деликатную работу… — я прокашлялся.

— Для меня все подчинённые делают только очень деликатную работу, другая мне и не нужна! — он всплеснул руками. — Специфика моего министерства, знаете ли, такая. Я всё же попросил бы Вас выразиться поточнее, что именно пела Вам та чудесная птичка.

Он даже ухо придвинул в мою сторону и ладошку к нему приложил, перестав смаковать принесённый кофе.

— Что-то на счёт того, чтобы выкрасть одного учёного по части химии огня, причем из другой страны, и доставить в нашу. Причем, эта птичка прочирикала мне, что такую идею озвучили ей именно Вы.