Клеманс и Огюст: Истинно французская история любви - [17]

Краткая биографическая справка под вашей фотографией… нет, под твоей фотографией, потому что я уверена, что это ты, сообщает мне, что с ранней юности, вернее, с детства ты выказывала склонность к изящной словесности. Я знаю, что это истинная правда. Я вспоминаю те записочки, что ты мне посылала; в них не было ничего, кроме моего имени, а подписывала их ты так: «Моей Кату».

Клеманс, казалось, задремала, но она меня слушала, и слушала внимательно. Она приоткрыла один глаз и произнесла несколько слов тем своим особым голосом, что я называл «голосом плохих дней» или «голосом дурного настроения», голосом не громким и раздраженным, а каким-то расслабленным.

— Не задавай мне больше вопросов по поводу тех девчонок, которые питали ко мне привязанность. Я не припоминаю, кто такая эта Кату. Я ее вообще не помню. Когда я ходила в монастырскую школу, мне было десять лет, и сестры-монахини меня очень любили.

Я отбросил письмо в сторону и взялся за другое, отпечатанное на пишущей машинке.

А скажи-ка ты мне, Стилтонша, наверняка страдающая поносом и пачкающая свое роскошное бельишко, не говорили ли тебе сведущие люди, что ты пописываешь свою тягомотину только для уборщиц общественных туалетов?

— А мне в общем-то нравятся сгустки зависти и ревнивой злобы, — сказала Клеманс, — не выбрасывай его, сохрани.

Я вытащил из стопки следующее послание.

Дражайшая писательница, едва приступив к чтению одного из ваших произведений, я тотчас же поняла, что вы расписываете яркими красками ваши чудесные историйки только для того, чтобы соорудить из них ширму и скрыть за ней беды и невзгоды нашего народа. Я очень рада, что ощущаю, что и вы ничего не забыли. У каждого своя особая манера хранить в памяти все, что было, но для того, чтобы делать вид, будто не помнишь ничего, надо обладать большой силой духа и незаурядным мужеством. Так будем же держаться стойко, будем хранить наши воспоминания, в этом состоит наш долг. Однако я должна сознаться, что утратила веру в Бога и стала атеисткой. Я теперь даже не питаю ненависти к Богу.

Ваша почитательница Сара Лебен.

Как мне показалось, Клеманс не обратила ни малейшего внимания на письмо этой Сары, которое я, на свой вкус, нашел весьма трогательным; Клеманс ждала продолжения, и я вытащил карточку, отправителем которой был боец из Иностранного легиона.

Многоуважаемый мэтр, прошу разъяснить следующее. В главах 1, 13 и 15 «Возьмите меня за руку» фигурирует леопард. В главах 1, 8 и 12 «Больше, чем любовь» тоже фигурирует леопард.

1. Это один и тот же леопард?

2. Зачем вообще в романах присутствует леопард? Этот зверь там по сюжету вроде бы совершенно бесполезен.

Примите заверения в моем к вам почтении.

Руди Герхард.

— Черт побери! — возмутилась Клеманс. — Я ведь как-никак автор и имею право заставить прогуляться хоть по парку, хоть по гостиной леопарда, если мне так заблагорассудится!

— Ну разумеется. Леопард — очень красивое животное. Я бы сказал, самодостаточное. Его можно вводить в качестве дополнения в любую книгу, где бы ни разворачивались события: в цирке, в саванне, да и просто в обычном городе, — так как его можно поместить на штандарт, на герб, на гобелен, витраж или посуду из тонкого фарфора. Знаешь, когда я только открыл тебя для себя, я очень и очень высоко оценил твоего леопарда.

— Да в любом произведении должны были бы быть свои леопарды! — в сердцах бросила все еще не остывшая Клеманс.

Я распечатал последний конверт, он был не заклеен, как все предыдущие, обычные конверты от рядовых читателей, нет, на его тыльной стороне красовалась крупная клякса растопленного воска, а на нее сверху была наложена печать с изображением совы. Это было послание от Фрелона, прославленного писателя, которого можно было увидеть повсюду, но только не за его письменным столом, от человека, наделенного тщеславием всезнайки, кичившегося своими якобы энциклопедическими познаниями. С первых же слов я узнал фразы, буквально высосанные, слизанные из писем, которые я вычитывал и сверял для издательства. Фрелон никогда не занимался плагиатом напрямую, он ничего вроде бы ни у кого не крал, он «заимствовал», украшая свои заимствования кружевом кавычек. Итак со вкрадчивой улыбочкой там было написано следующее:

Мадам,

должен вам сообщить, что редкая книга может взволновать меня, смутить мой покой, и мне известны причины, по которым такое все же иногда случается: то какое-нибудь произведение приоткрывает никогда прежде не открывавшуюся дверь в наше подсознание и в сферу бессознательного, то в другом произведении меня увлекают совершенно новые правила игры, созданные вроде бы из ничего, из каких-то пустяков, которым я прежде не придавал никакого значения, хотя они и были у меня всегда перед глазами; случается это еще и в тех редких случаях, когда у автора появляется свой особый стиль, особая манера письма, то есть то, что другие мои собратья из мира литературы именуют запахом и музыкой. Увы, я не нахожу ничего из вышеперечисленного в том творении, что вы столь любезно мне передали и тем самым заставили взять в руки.

И однако же при чтении его я ощутил какое-то неопределенное, неведомое доселе чувство, словно оказалась задета какая-то невидимая струна, и я дрогнул. До сих пор я чувствую некую странную «слабость» по отношению к вашему детищу и не могу от нее избавиться. Мне кажется, что серьезный разговор наедине мог бы быть мне полезен и помог бы прийти в себя, опомниться, вновь вернуть себе здравый смысл. Я прошу принять меня как коллегу, в день и час, когда вам будет угодно и удобно.