Клаудиа, или Дети Испании - [66]

— Я приветствую вас, дорогая Мария Луиза. Чему обязан столь ранним визитом? — спросил несколько удивленный король.

— Здравствуй, Карлос. Я пришла посоветоваться с тобой по поводу одного обстоятельства, которое весьма угнетает меня в последнее время.

— И что это за обстоятельство, дорогая?

— Ты прекрасно знаешь, Карлос, как много проблем накопилось сейчас в нашем королевстве. А после поражения флота у Сан Висенте начались трудности не только внутри страны, но и в делах внешнеполитических.

— Ты совершенно права, дорогая: мне действительно стали слишком часто докучать этим в последнее время. Но, по-моему, наш уважаемый первый министр вполне справляется…

— Увы, в последнее время многие начинают смотреть на него косо, скажу больше — просто не доверять ему.

— Что такое?! — мгновенно взорвался король. — Что это за разговоры: косо смотреть, не доверять?! Я им покажу недоверие! И слушать никого не хочу.

— Да, дорогой Карлос, но все-таки нам с тобой надо бы как-нибудь повести дело так, чтобы продемонстрировать всем, насколько высоко ему доверяем мы и как мы его ценим… И тогда у всего света пропадут любые сомнения на этот счет.

— Разумеется, я готов поддержать тебя в этом благородном начинании, — оживился король, но тут же озабоченно признался. — Только мне ничего не приходит в голову, что бы еще можно было для него сделать.

— Именно поэтому я здесь. У меня появилась одна мысль, и мне хотелось бы посоветоваться с тобой по этому поводу.

— Говори же скорее, дорогая! Твои мысли всегда столь оригинальны и блистательны, что…

— О, благодарю. Так вот, мне кажется, дорогой Карлос, что мы могли бы убить двух зайцев сразу. Во-первых, устроить судьбу твоей племянницы. Дон Луис так любил ее, упокой, Господи, его душу. А теперь бедняжка так одинока: Луис-Мария настолько занят своими кардинальскими делами, что у него не остается времени на сестру.

— Убить двух зайцев? Устроить судьбу племянницы? Бедный покойный брат… Но что именно ты имеешь в виду.

— Видишь ли, дорогой. Насколько ты помнишь, некогда твой братец пренебрег всеми королевскими титулами и женился на женщине из рода де Вальябрига. В результате его дети носят всего лишь простой графский титул де Бурбон-и-Чинчон.

— Да, да, дорогая, я вспомнил! Больше того, я вспомнил и то, что включение их в дворцовый церемониал всегда вызывает трудности; мне каждый раз приходится что-то придумывать.

— Да уж, сколько времени приходиться тратить, отрывая его у подлинно государственных дел! А если бы, например, мы пожаловали и Луису-Марии, и его сестре Терезе титул «инфантов Кастильских»…

— Так, так… Как всегда, прекрасная мысль дорогая. И мы убьем сразу двух зайцев, — заулыбался король. — Но причем же здесь дон Мануэль? — вдруг спохватился он.

— А мы его женим на Терезе де Бурбон-и-Чинчон, инфанте Кастильской.

— Так, и что?

— Как что? Все очень естественно и просто: дон Мануэль немедленно тоже станет инфантом и, таким образом, членом нашей семьи.

— А, вот ты о чем! Но ведь в завещании отец пожаловал брата всего лишь только светлостью, но не королевским высочеством.

— Однако, король теперь ты, дорогой, — спокойно сказала Мария Луиза.

— Да, мы — король! — просиял Карлос.

— Что тебе стоит отдать небольшое распоряжение? Зато сразу все устроится как нельзя лучше.

— Два зайца… Нет, даже три! Мысль замечательная, ты права, дорогая.

Мануэль, терзаемый страшными подозрениями, не стал дожидаться, пока Мария Луиза покинет кабинет короля, и решительно попросил аудиенции, надеясь сразу же выяснить, что за гроза собралась над его головой на этот раз. Какие только соображения не проносились в уме первого министра, однако все они были очень далеки от мысли о тайном браке с Пепой. Честно говоря, Мануэль в последнее время почти не посещал ее, полностью поглощенный кампанией, затеянной против него великим инквизитором. И потому сейчас он все же решил, что де Мускис уже сообщил королеве содержание доносов и показал рескрипт Папы. На промедление и раздумья времени больше не оставалось, и Годой, рассчитывая прежде всего на доброе отношение к нему Карлоса, решил тут же дать последнее отчаянное сражение. Первая атака прошла удачно: ему не отказали в приеме, и он почел это добрым предзнаменованием.

Однако, едва оказавшись в приемной, Мануэль с бьющимся сердцем заметил, что король и королева странно спокойны и как будто даже веселы — более того, даже как-то слишком благодушны. Не зная, в какую сторону это толковать, но, будучи сам человеком неподозрительным, он все-таки решил счесть такой прием еще одним благоприятным для себя предзнаменованием. Теперь надо было сразу выложить на стол все карты.

И Мануэль, стараясь придать себе вид оскорбленной невинности, с дрожью обиды в голосе рассказал королевской чете всю историю с доносами, подготовленными Деспигом и де Мускисом и обращением великого инквизитора к Папе, а также показал все собранные им компрометирующие документы. С лица короля мгновенно исчезло все благодушие.

— Да как он мог?! — возмущенно закричал Карлос. — Как посмел жаловаться Папе у меня за спиной?! Первым делом он должен был прийти ко мне, и мы бы с ним все выяснили! Это же непозволительно! Возмутительно! Да это государственная измена!