Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы - [165]
Другие публикации в «Московском телеграфе» также нередко вызывали недовольство властей. В том же 1829 г. министр народного просвещения К. А. Ливен поручил попечителю Московского учебного округа А. А. Писареву «поставить на вид» Московскому цензурному комитету за пропуск напечатанной в № 10 «Московского телеграфа» лекции французского философа Кузена по философии, поскольку эта лекция «заключает в себе вредное учение о вере и философии»878.
Тем не менее когда в 1830 г. Николай неделю (7–12 марта) пробыл в Москве, подготовить подробное описание этого визита поручили Н. Полевому. Он сочинил очень «прочувствованный» верноподданнический текст, лейтмотивом которого были любовь народа к царю и любовь царя к народу: «Наши русские сердца говорят нам, что нынешнее пребывание Государя Императора в Москве отрадно было Его великой душе: светлый сердечным удовольствием взор Его высказывал сию утешительную мысль, при каждом воззрении нашем на Надежду-Государя»; «Народ видел Царя своего, и – это великодушие, эта внушающая благоговение, неизъясняемая кротость и простота, с какою всюду являлся, всюду виден был Повелитель шестой части света – возвышали и умиляли душу»879.
Представляя рукопись статьи Бенкендорфу, Полевой писал ему 22 марта:
Ваше Высокопревосходительство Милостивый Государь!
Слабое изображение того, что мы видели, что мы думали в счастливое для нас время пребывания Государя Императора в Москве, честь имею представить при сем и почитаю себя счастливым, что мне суждено сказать, что чувствуют все обитатели Москвы.
Вижу ясно весь недостаток моих дарований для исполнения подобного долга и осмеливаюсь надеяться только на благосклонное снисхождение Вашего Высокопревосходительства и моих соотечественников. Если, при пламенном желании, я успел передать слову, хотя несколько, голос души – я почту себя красноречивым, даже и при малых моих дарованиях.
С истинным высокопочитанием и глубокою преданностию, честь имею быть Вашего Высокопревосходительства Милостивого Государя покорнейший слуга Николай Полевой880.
Присланная статья, судя по всему, вполне удовлетворила заказчика. По крайней мере она была передана в «Северную пчелу» и была напечатана там без каких-либо изменений.
Отношение Бенкендорфа к Полевому хорошо характеризует его частное письмо, с которым 8 февраля 1832 г. он обратился к Полевому по поводу публикации в «Московском телеграфе» (1831. № 16) рецензии на брошюру «Горе от ума, производящего всеобщий революционный дух, философически-умозрительное рассуждение, сочинение S.». Бенкендорф утверждал, что данная рецензия – «это не литература, а совершенное суждение о высшей политике», что в ней Полевой утверждает, «что революции необходимы и <…> польза революций очевидна для потомства» и что «только непросвещенные мыслители могут жаловаться на бедствия, происходящие от оных!» Он писал: «Я не могу не скорбеть душою, что во времена, в кои и без ваших вольнодумных рассуждений юные умы стремятся к общему беспорядку, вы еще более их воспламеняете и не хотите предвидеть, что сочинения ваши могут и должны быть одною из непосредственных причин разрушения общего спокойствия. Писатель с вашими дарованиями принесет много пользы государству, если он даст перу своему направление благомыслящее, успокаивающее страсти, а не возжигающее оные»881. Одновременно Бенкендорф в официальном отношении министру народного просвещения К. А. Ливену указал, что Полевой и издатель журнала «Телескоп» Н. И. Надеждин распространяют «идеи самого вредного либерализма»882.
В ответном письме от 21 февраля Полевой писал:
Ваше Высокопревосходительство Милостивый Государь!
Горестно было бы получить письмо, которым Ваше Высокопревосходительство удостоили сообщить мне замечания Ваши об одной статье «Телеграфа», если бы не видел я из того же письма, с каким снисходительным вниманием Вы изволите различать неумышленную ошибку, или недоразумение, от виновной злонамеренности, и как отечески храните не только честь, но даже спокойствие самого незначительного человека, хотя все дает повод обвинить его по наружности. – «Велик и благодетелен Монарх, достоин Монарха сановник Его!» – таковы были чувства мои по прочтении письма Вашего Высокопревосходительства.
В грустном молчании долженствовал бы я внять Вашим замечаниям и составить из них правила для себя на предбудущее время; но слова Вашего Высокопревосходительства «желал бы я иметь ваше объяснение, с какою целью, с каким намерением вы позволяете себе печатать столь вредные мнения для общего блага» – заставляют меня отнестись к Вам с моею покорною просьбою.
Подобного объяснения я имел счастие испрашивать в бытность Вашу в Москве и готов представить его Вам, не как обыкновенному блюстителю порядка, но как Сподвижнику Великого, обожаемого мною Государя, человеку души высокой и истинно-благородной, Мужу государственному, для которого не существует ничто мелкое и низкое. Все мысли мои так чисты, вся жизнь моя так оправдывает меня, что объяснения с Вашим Высокопревосходительством я не только не страшусь, но желаю, как ручательства за свое доброе имя и спокойствие, мое и многочисленного моего семейства.
