Кларджес - [3]
Никто не мог остановить безумца. Потрясенная убийством команда сгрудилась как можно дальше от Уэллси, на подзоре кормы. Сжимая стучавшие от страха зубы, Кудеяр двинулся вперед, надеясь улучить момент и наброситься капитану на спину, но при виде окровавленного топора ноги отказались служить ему. Схватившись за поручень, Кудеяр видел, как Базиль Тинкуп, работавший в трюме, поднялся на палубу, посмотрел по сторонам и направился к капитану — тот замахнулся топором. Базиль отскочил. Уэллси бешено рубил воздух. Базиль ловко уворачивался, пригибаясь и перебегая с места на место — и в то же время пытался успокоить капитана чем-то вроде вежливого отвлекающего разговора. Будучи неспособен снести Базилю голову, Уэллси перешел из маниакального в кататоническое состояние и свалился без чувств на палубу, выронив топор.
Кудеяр подбежал к застывшему в столбняке телу капитана и повернулся к Базилю: «Как это у тебя получилось? Ты сотворил чудо!» Облегченно рассмеявшись, он прибавил: «Ты быстро продвинешься в паллиатории!»
Базиль сомневался: «Ты не шутишь?»
«Ни в коем случае!»
Вздохнув, Базиль покачал головой: «У меня нет никакого опыта».
«Тебе не нужен опыт, — утверждал Кудеяр. — Все, что требуется — проворство и выдержка. Они будут за тобой гоняться, пока не выдохнутся. Поверь мне, Базиль Тинкуп, тебе предстоит блестящая карьера!»
Базиль все еще не верил в себя: «Хотелось бы надеяться…»
«Попробуй! Попытка — не пытка».
Базиль попробовал — и через пять лет стал дебютантом. Теперь он испытывал к Кудеяру безграничную благодарность. Прощаясь с зазывалой в бронзовой маске перед входом в Дворец Жизни, Базиль хлопнул его по спине: «Заходи ко мне в паллиаторий! В конце концов, я нынче — ассистент психопатолога. Мы что-нибудь придумаем, чтобы ты сразу приступил к подъему. Великих свершений поначалу ожидать не придется, конечно, но ты быстро приобретешь необходимые навыки».
Кудеяр снова рассмеялся, на этот раз иронически: «Служить мальчиком для битья в лечебнице для маньяков? Нет, это не для меня, Базиль». Он вернулся в будку, расталкивая летучие символы вечности, и принялся зазывать прохожих голосом звенящим, как труба: «Поднимайтесь круче и быстрее! Дидактору Монкюру известна тайна продления жизни! Прочтите его трактаты! Применяйте его тонизирующие препараты! Пройдите его курс подготовки! Подъем, подъем, подъем!»
В те времена слову «подъем» придавалось особое значение. «Подъемом» называли продвижение человека из одной филы в другую; «кривая подъема» прослеживала его прошлое и позволяла предсказать время его кончины. Строго говоря, «подъем» определялся как крутизна или угол наклона производной графика карьеры человека, отражавшей соотношение его достижений и его возраста.
Основой существовавшей системы служил действовавший уже триста лет закон «О справедливом соревновании», проведенный в эпоху Мальтузианской смуты. Неизбежность такого закона в будущем была очевидна еще со времен Левенгука и Пастера — по сути дела, он являлся логическим следствием характера развития всей истории человечества. По мере того, как болезни и вырождение сводились к минимуму благодаря все более эффективному медицинскому вмешательству, численность населения Земли увеличивалась все быстрее, удваиваясь каждые несколько лет. Если бы этот процесс продолжался непрерывно, через три столетия человеческие тела должны были покрыть всю поверхность планеты слоем толщиной в тридцать пять метров.
В принципе существовали различные способы решения этой проблемы: принудительный контроль рождаемости, крупномасштабное производство синтетических и пелагических пищевых продуктов, рекламация пустынь и болот, эвтаназия для дебилов и дегенератов. Но в мире, где люди руководствуются тысячами различных несовместимых и непримиримых представлений о жизни, практическое применение теорий невозможно. Как только в Институте Всемирного Союза разработали и усовершенствовали методы окончательного и бесповоротного предотвращения старения, начались первые беспорядки. Наступила эпоха Мальтузианской смуты, то есть, в просторечии, Великого Голода.
Мятежи вспыхнули по всему миру, набеги в поисках съестного превратились в настоящие войны местного масштаба. Города грабили и жгли, голодные толпы бежали в поля и леса, где еще можно было найти какую-то провизию. Слабые не выживали — трупов становилось больше, чем живых.
Волна насилия схлынула на фоне всеобщего опустошения. Обескровленный мир лишился трех четвертей населения. Расы и национальности смешались, политические барьеры исчезли, но затем возродились там, где сохранились экономические структуры.
Один из таких регионов, Предел Кларджеса, пострадавший меньше других, стал оплотом цивилизации. В силу необходимости его границы были закрыты. Одичавшие банды атаковали электрические баррикады Кларджеса, надеясь преодолеть их благодаря внезапности или решительности натиска. В результате по периметру Предела по земле валялись сотни обугленных трупов.
