Клановое проклятие - [14]

Мэл подумал о том, как было бы прекрасно, если бы у его дочери никогда не возникало потребности вступать в поединок, хотя бы даже волевой. Но что поделаешь с этим дерьмовым миром, в котором милая и доверчивая девочка вряд ли вырастет в милую доверчивую девушку, а если и вырастет, то вскоре очень пожалеет об этом.

В какой-то миг ему показалось, что дочь читает его мысли. Она смотрела на него в упор и, казалось, видела его насквозь. Ликвидатор смутился, хотя по нему, разумеется, этого нельзя было угадать. А Эмита вдруг спросила:

– Ты будешь учить меня драться?

И он тоже понял ее без пояснений. «Если все так, – думала она, – если уж таков наш мир, и такова я, несущая в себе зерно постоянного вызова, то мне, пожалуй, надо уметь хотя бы хорошо драться».

– Но почему я? – удивился Мэлокайн. – В Асгердане сотни воинов куда лучше меня. Я лично могу познакомить тебя по крайней мере с десятком, которые скорее всего согласятся взять тебя в обучение.

– Не-а. Я хочу, чтоб меня учил ты, – девушка улыбалась. – Ты лучше.

– Ты меня переоцениваешь.

– Вот и нет. Это не от тебя ли я слышала, что лучший воин не тот, кто хорошо машет железкой, а тот, кто все равно выживает? А ты, как говорят, самый лучший мастер выживания. Разве я не права?

Мэл нахмурился, но ненадолго. Он еще озабоченно чесал затылок, а рот уже расплывался в улыбке, и в глазах начинали плясать чертики. Его увлекла эта игра, да и потом, разве мог он не согласиться с дочерью? Он знал десятки и сотни приемов, которые чванливыми «мастерами боевых искусств» скорее всего были бы сочтены недостойными. Ему в его профессии приходилось думать в первую очередь о том, чтобы сделать работу и не погибнуть потом. Объяснять людям, что они не правы, считая его наемным убийцей, зачастую не было времени и возможностей, и вставать в красивую стойку обычно не находилось времени.

Он знал многое такое, чему отличный мечник, специалист по честным поединкам (если какой бы то ни было поединок вообще можно назвать честным, ведь абсолютного равенства попросту не бывает), научить не сможет. Но ведь от девушки и не требуется умение отстаивать себя в бою. Ей необходимо искусство выживать. Взять себя в руки, дать отпор нападающему – а там уж можно и убегать. В сегодняшней ситуации, к примеру, Эмите очень пригодилось бы умение уходить, ускользать от атаки, поскольку не бывает честного поединка между одной девицей и шестью крепкими парнями.

– Ладно, – согласился ликвидатор. – Но учу я не по-доброму.

– Так это и правильно! – просияла девушка, привставая на диване.

С тех пор утренние и вечерние занятия вошли у обоих в привычку. Сперва отец ждал, когда у дочки закончится терпение, ведь его тренировки не напоминали обычную методику обучения воинскому делу. Скорее, это была гимнастика, где оружие (обычно длинный нож, не более) играло роль вспомогательного предмета, а то и балансира. Но девушка не спорила, послушно бегала по крышам, лазила по водосточным трубам и заборам, ходила и прыгала по перилам мостов. Казалось, ее совсем не удивляет, что отец, взявшись учить ее драться, вместо этого упорно тренирует ее ловкость, гибкость, реакцию и чувство равновесия.

Порой ее покладистость даже удивляла отца, хотя он и понимал, что дочь просто всецело ему доверяет.

Всякий раз, когда Эмита думала о своих успехах или о том, что сегодня надо будет сделать на тренировке, она вспоминала, с чего все началось. Выходка Гвеснера не оставила в ее памяти заметного следа, боль от побоев – и того меньше. Гораздо больше ее занимало, как он отреагирует на произошедшее, когда они снова встретятся. Девушка готовилась к новой стычке, возможно, еще более беспардонной, еще более откровенной. Гиад – она была уверена – от ненависти готов разорвать ее.

Но ничего особенного не последовало. Так, мелкие комментарии и остроты, на которые удивленная Эмита даже не отреагировала. Даже высокомерие отпрыска клана Блюстителей Закона показалось ей немного наигранным – а вот то, с каким выражением он говорил о ликвидаторе, девушке очень не понравилось. Она даже решилась передать отцу свои опасения. Мэлокайн выслушал внимательно и, усмехнувшись, сказал ей.

– Блюстители Закона так давно мечтают подстроить мне какую-нибудь каверзу, что я уже привык к этому. Спасибо, что сказала, буду иметь в виду, но уверен: если что-то подобное и случится, в каверзе примут участие более взрослые законники.

– Но почему? – вскинулась Эмита. – Почему? За что?

– За то, что я непокорен, – спокойно ответил ликвидатор. Эмита открыла рот. – Им хотелось бы, чтоб я делал лишь то, что мне говорят, ликвидировал только по спискам. Я же поступаю так, как велит мне чутье. По всем законам это совершенно правомерно, и придраться им не к чему. Но злость остается.

– Злость?

– Раздражение. За все время моего ликвидаторства я ликвидировал трех Блюстителей Закона. И, подозреваю, рано или поздно мне предстоит заняться их патриархом.

– Патриарх законников – вырожденец?! – Эмита вскочила с места.

– Нет. Пока нет, но у него есть кое-какие признаки… Он ослаб, а это первый признак, что жить ему осталось лет триста-пятьсот, не больше. Если и больше, то ненамного. Впрочем, это не имеет большого значения, ведь в клане он давно не имеет никакой власти, все решают его сыновья. Я не оцениваю их этические принципы, но с точки зрения вырождения они чисты. Понятное дело, все подобные соображения не увеличивают любовь законников ко мне.