Кладоискатели - [35]

Я смотрел на альбом, и мне что-то мерещилось. Что-то зыбкое, туманное, но определенно связанное с другим местом, другой квартирой, в которой я был накануне визита к Вите, и с другим человеком…

Фамилия человека была Астахов. Родился он в Москве накануне Великой Отечественной войны; там же окончил художественное училище. В Заозерске Астахов несколько лет работал в театре, оттуда ушел ретушером в газету, а с год назад уволился из редакции и ударился в отхожий промысел — стал украшать колхозные Дома культуры и клубы копиями полотен мастеров и панно собственного изготовления. Водились у него деньги, водились приятели, была женщина.

В пятницу, 17 мая, Астахов проводил свою возлюбленную в Крым. Лира Федоровна Наумова взяла очередной отпуск в музее, где работала младшим научным сотрудником, и отбыла в «Массандру». Субботу Астахов провел дома, а в воскресенье ушел куда-то с утра и вернулся лишь вечером. Вернулся вдрызг пьяным и из собственной постели без пересадки отправился на тот свет. Причиной смерти, как было сказано в заключении патологоанатома, явилось отравление бытовым газом. В протоколе осмотра места происшествия указывалось, что «ручка правой горелки газовой плиты находится в положении «включено», что в том же положении «зафиксирована ручка духовки». Левая горелка была выключена, а на конфорке «обнаружен зеленый кофейник без крышки, покрытый коркой засохшей кофейной гущи». В переводе на обычный разговорный язык это могло означать, что пьяный Астахов решил вскипятить кофе, но не уследил за ним. И когда жидкость полилась через край, он, вместо того чтобы снять кофейник с огня, принялся крутить ручки. И вертел их все подряд, пока огонь не погас. Затем лег спать, не заметив, что два крана на плите остались открытыми. Газ тек всю ночь, заполнил однокомнатную квартиру и где-то под утро потек на площадку. Жильцы всполошились часов в пять, опергруппа прибыла в половине шестого вслед за аварийной службой горгаза.

Несчастный случай… Никаких данных, опровергающих это предположение, эксперты не получили. Другие же версии казались слишком хитроумными, чтобы быть верными. Волновали они лишь одного человека — нашего стажера Петю Саватеева. «Проще было снять кофейник с огня, — рассуждал он, — а не крутить ручки. Есть рефлексы, — говорил он, — которые никакая выпивка не может отшибить. Ни один пьяный, — утверждал он, возвратясь ночью домой, не станет искать выключатель света в кармане, а будет шарить рукой по стене…» Ну и так далее в таком же роде. Словом, недорого стоили они, эти Петины умозаключения.

Было три часа дня. К этому времени астаховская квартира опустела. Уехали эксперты, фотограф и врач. Труп увезли еще раньше. Ушел Бурмистров. Мой начальник — принципиальный противник механизированного передвижения: машиной пользуется лишь в исключительных случаях. Однако усиленные занятия ходьбой не помогают ему обрести спортивную форму. А может, он к этому и не стремится, не знаю.

Он ушел. Рассосались любопытные, с утра толпившиеся у подъезда. В квартире остались мы с Петей Саватеевым да еще понятые, томившиеся на стульях, стоящих рядком у стены. Я дожидался возвращения следователя прокуратуры Лаврухина, который снимал показания с соседей Астахова. Петя вопросительным знаком торчал за моей спиной, рассуждая на тему: убийство — самоубийство — несчастный случай, и мешал мне думать о более приятных вещах. Меня мучил голод, а Петю комплекс Шерлока Холмса. Взаимопонимание было, таким образом, исключено, и Петя, сообразив это, удалился на кухню. Звонка он не услышал, и поэтому впустить в квартиру, а затем и в дело Валентину Григорьевну Цыбину судьба предоставила мне.

У Вали была фигурка гимнастки и прическа, о которой я не могу сказать ничего, кроме того, что она шла Вале. На ней было светлое платье неопределенного цвета, и оно тоже шло Вале. С ее плеча на длинном ремешке свисала черная сумка, формой своей напоминавшая месяц на ущербе.

Увидев меня, Валя сделала большие глаза, отступила на шаг и удивленно спросила:

— Простите, но я хотела бы видеть Николая Ивановича…

— Заходите, — предложил я. Она несмело переступила порог прихожей. По ее лицу пробежала тень: я понял, что она почувствовала что-то неладное.

— Николай Иванович дома?

Я провел ее в комнату и сказал:

— Нет, а вы кем ему приходитесь?

Понятые завозились на стульях. Из кухни выскочил Петя. Валя недоуменным взглядом обвела комнату, понятых, Петю, потом обратилась ко мне:

— Что здесь случилось?

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил я, бросив предостерегающий взгляд на Петю, так как уловил, что он уже раскрыл рот, чтобы сообщить гостье, что именно здесь, по его мнению, происходит.

— Что? — спросила она растерянно. — Что я не ответила?

Я повторил вопрос.

— Никем, — сказала Валя. — Никем я ему не прихожусь. Просто мы знакомы с Лирой… И я… Простите, но вы так странно спрашиваете… И почему здесь все засыпано пудрой?

— Это не пудра, — возразил я. — Ответьте, пожалуйста, кто вы и зачем сюда пришли?

Она ответила. Она сказала, что работает завлитом в театре, что хорошо знакома с подругой Астахова Лирой Федоровной, что подруга два дня назад уехала в отпуск: а вчера, в воскресенье, ей позвонил Астахов и попросил зайти. Они назначили время и вот…