Кладбище ведьм - [4]

— Да уж, утешили. — Грибов прищурился. — А это… вроде бы Глеб Семеныч. Похож.

Темнобородый, костлявый, дряблый. Шестьдесят лет человеку, а кажется, что все девяносто. В жизни выглядел моложе, а под светом ламп он словно бы стал меньше, съежился, скорчился. Крохотный мертвый старик. Кожа на лице и на теле вздулась волдырями, была покрыта сползающими прозрачными лоскутами и струпьями. Простынь под телом промокла и сделалась желтой.

— От чего умер?

— Пока сложно сказать. Предварительно — сердечный приступ. Не выдержал, знаете ли, стресса.

— А бывает такое? Чтобы сердечный приступ, как по заказу.

— Всякое бывает, — пожал плечами врач. — У меня один клиент умер от того, что сел голым задом на включенную электрическую плиту. Сердце остановилось от испуга. Такие дела… В общем, дознание спешу считать успешным. Пойдемте. Не дай бог побывать у нас еще.

— Да уж. — Грибов поспешил из комнаты, часто сглатывая, чтобы удержать рвущийся из желудка обед.

Когда вернулись обратно в кабинет, воздух показался Грибову невероятно вкусным и насыщенным. До головокружения.

Полицейский составил протоколы опознания, дал прочитать, попросил расписаться там, где галочки, потом отдал Грибову ключи от дома, под роспись. Спросил:

— Вы не знаете, они часто ссорились?

— Я был в этом доме год назад, — ответил Грибов. — Знаете, мы редко к ним ездили. Я привозил дочку пару раз в год, на неделю. Раз завез, второй раз — забрал. Вроде бы всё, как обычно было. Ну, она приготовила суп с лапшой, он самогон поставил на стол. Глеб самогон хороший варил. Насколько помню, ни разу друг на друга голос не повышали, не спорили, — он подумал и добавил. — Мне кажется, Глеб Семеныч просто спился. Прикладывался он много. Спирт наварит, и сам же пробует. А варил он будь здоров. На весь поселок, наверное. И в какой-то момент что-то у него в голове щелкнуло

— А вы думаете, бывает так?

— Почему бы и нет.

Полицейский пожал плечами, словно и сам сомневался.

— В доме не прибрано, — сообщил он. — Торопливо все произошло, ночью. Никто особо не заботился, чтобы чистоту соблюдать.

— Думаю, я справлюсь.

— Жаль старушку, — вздохнул полицейский. — Я у неё был в детстве. От заикания меня вылечила. До сих пор помню запах свечей.

Грибов уставился на полицейского, не соображая.

— Ну, она ведьмой была, — сказала полицейский. — Если вы не знали.

Конечно, Грибов знал, но эти истории с поселковой ведьмой, которая лечила больных детей, помогала отелиться коровам, заговаривала проклятия — они были настолько далёкими от него, что в них даже и не верилось. Не серьёзно это.

Полицейский, правда, был очень серьёзен. Он сказал:

— Столько людей спасла, а себя не уберегла. Жалко.

Грибов вышел из морга, направился обратно через аллею к автомобилю, не в силах надышаться морозным воздухом. Небо налилось чернотой, высыпали первые звезды. Желтые фонари по периметру больницы безуспешно оттесняли наступающую ночь.

В бардачке, вспомнил Грибов, лежала бутылка ликёра, почти полная. Подарок одного партнёра на новый год. Неделю назад Грибов вот так же выехал за город, встал на обочине и выпил пару стопок, разглядывая тёмный заснеженный лес. Домой помчался пьяный, лихой, надеясь, что нарвётся на полицейских — а дальше —  ну ее, эту размеренную жизнь менеджера среднего звена. Аванс, зарплата, расписание. Работа — дом — работа. Одно и тоже десять лет, и еще лет двадцать до пенсии. Надоело. Психанул бы, лишившись прав, уволился, бросился бы во все тяжкие. Но полицейские не попались, слома не произошло и, очухавшись рано утром, Грибов снова нацепил костюм, галстук и отправился в офис.

А сейчас, вот, вспомнил о ликёре и снова захотел остановиться у обочины. Метель, мороз, хорошо. Напьётся по дороге обратно. Точно напьётся. Но ещё надо бы смотаться в дом к тёще.

3.

Он выбрался из автомобиля, отметил, что от дороги к калитке тещиного дома протоптана в снегу тропинка — глубокие подмерзшие следы. Прошел по ней, пару раз поскользнувшись.

Дорога была пуста, горели редкие фонари, а небо рассыпало миллионы ярких звезд — такого в городе не увидишь. Грибов даже остановился на пару секунд, задрал голову, полюбоваться.

Потом долго возился с замерзшим замком, провернул его (дряблый, лязгающий звук). Калитка открылась на четверть, дальше не пускал оледенелый сугроб.

Во дворе было темно и тихо. Слева стоял двухэтажный кирпичный дом, блестел темными окнами, в которых отражались пятнышки фонарного света. Крыльцо тщательно очищено от снега, только на перилах скопились небольшие сугробы. Двери закрыты.

Грибов осмотрел широкий двор — кто-то расчистил и его, сложив снег сугробами справа, вдоль соседского забора (наверняка Цыган, кому же еще?). В конце двора высилась кирпичная пристройка — летняя кухня, с мангалом под козырьком на улице. Там же оборудован курятник, вон, сетчатые окна темнеют. Слева от пристройки, если зайти за дом, будет выход в огород, где у Зои Эльдаровны теплицы. Ну и калитка к соседям.

Странно было находится здесь без хозяев. В чужом дворе, около безлюдного дома.

Тёща сюда въехала в шестидесятых. Была у них какая-то семейная легенда насчёт переезда. Пару раз за столом Грибов слышал. Вроде бы дом этот построили еще в начале двадцатого века, до революции. Он чуть ли не первый кирпичный здесь. Какая-то Надина пра-пра-бабка что ли жила. Потом всю семью вывезли в Ростов, а одна родственница осталась, стерегла. Большевиков пережила, раскулачивание, потом войну. После войны как раз тещины родители тут поселились, пожили немного и тоже уехали.А уже потом Зоя Эльдаровна вернулась.У них фотографии имеются, где теще моей местный чиновник торжественно вручает ключи. Мол, за верность традициям и все дела. Не помню точно.