Кладбище Кроссбоунз - [3]

– Боже упаси, нет, – Бернс был потрясен моим вопросом. – Этот тип утверждает, что, мол, они были любовниками, но вы сами увидите, что он врет.

– Да, будет интересно взглянуть.

Бернс мясистым указательным пальцем подтолкнул очки выше к переносице.

– Кстати, она была чем-то похожа на вас, – взгляд старшего инспектора задержался на мне. – Миниатюрная, зеленые глаза, светлые волосы до плеч.

– Хотите сказать, я в его вкусе?

– Боюсь, да.

* * *

В коридоре наши шаги сделались громче. Я всегда ненавидела тюрьмы. В них буквально все вызывает непреодолимое желание броситься вон. Особенно тюремные звуки. Лязганье ключа в замочной скважине слышно за милю.

Как только Морриса Клея ввели в комнату для допросов, мне стало ясно, почему ему приходилось платить за секс. Седые волосы торчали в разные стороны неопрятными клочьями. Буквально все на его лице было каким-то не таким. Чересчур массивные надбровья, слишком глубоко посаженные глаза непонятно какого цвета. Судя по нездоровому цвету кожи, он уже много недель не выходил на свежий воздух.

Мы обменялись рукопожатиями; Моррис Клей задержал мою ладонь в своей на пару секунд дольше необходимого. Его прикосновение было противным и липким. Мне захотелось выбежать вон, чтобы хорошенько сполоснуть руки.

– Здорово, Моррис! – рявкнул Бернс со своего места в углу.

Клей нахохлился, подняв узкие плечи едва ли не до ушей, глаза забегали с пола на окно и обратно. Он осторожно опустился на пластмассовый стул, будто опасался, что тот под ним взорвется.

– Я слышала, что завтра вы возвращаетесь домой, – произнесла я.

– Нет у меня никакого дома, – ответил Клей. Голос высокий и надрывный; казалось, ему не хватало воздуха.

– Чушь! – оборвал его Бернс. – Вернешься к своей мамочке.

– Она умерла, – нахмурился Клей.

– И давно вы лишились матери? – уточнила я.

Мой вопрос, видимо, застал его врасплох; прежде чем ответить, он принялся медленно высчитывать что-то на пальцах.

– Пять месяцев, одну неделю и два дня назад.

– Я сочувствую вам, поверьте, – сказала я. Он продолжал изучать свои тонкие пальцы с узловатыми суставами.

– Так как, Моррис, ты раскаиваешься? – спросил Бернс ледяным тоном, способным заморозить все вокруг. – Ты сожалеешь о том, что сделал?

Реакция на вопрос последовала незамедлительно. Голова Клея поникла чуть ли не до колен, будто кто-то перерезал нитку, которая держала ее прямо.

– Это не я, – прошептал он. – Я даже не прикасался к ней.

– Прекрати! – раздраженно прошипел Бернс. – Я устал от твоего вранья!

Я по-прежнему сохраняла спокойствие. Мне проще понять сущность Клея, наблюдая за его реакцией, чем задавая вопросы. Все его тело сотрясала дрожь, взгляд устремился в пол. На грязный линолеум упала слезинка.

– Только, пожалуйста, без сцен, Моррис, – проскрипел старший инспектор. – Мне это еще в первый раз до чертиков надоело.

Когда Клей наконец поднял голову, на его лице читалась смесь страха и презрения. Он походил на ребенка, который скорее убежит, чем позволит, чтобы ему снова устроили трепку.

– Расскажите, что случилось с вами, Моррис, – тихо попросила я.

– Джинни была моей подружкой. Я даже иногда давал ей деньги. Хотел, чтобы у нее были красивые вещи.

Стоило Клею заговорить о Джинни, как его фальцет сделался не таким писклявым.

– Как долго вы были знакомы с ней?

Клей, прежде чем ответить, задумался.

– Давно. Я виделся с ней каждую неделю. Просил ее стать моей подружкой.

– И что она на это ответила?

Его голова снова поникла, и на колени тюремного спортивного костюма упала новая слеза.

– Она сказала, что недостойна меня, – произнес Клей, пытаясь успокоиться, и потер кулаками глаза.

– Но вы с этим не согласились, верно?

Моррис Клей яростно мотнул головой.

– Она любила меня. Я знаю, что любила, потому что иногда оставляла с собой спать.

Бернс шумно вздохнул, и Клей тут же замолчал. Ворот его футболки был черен от грязи, и я подумала, что он опасается лишний раз заглядывать в душ.

Неудивительно, что его содержат под усиленной охраной. Моррис Клей – типичная жертва. Да у него это на лбу написано. Светится, как неоновая реклама.

Мы с Бернсом встали, чтобы уйти, и взгляд Клея задержался на моем лице.

– Элис Квентин, – медленно повторил он мое имя, пытаясь запечатлеть его в памяти.

* * *

На обратном пути Бернс остановился возле какой-то дешевой закусочной на Уэндворт-роуд.

– Вы ему явно понравились, – прокомментировал мой спутник. – Знаете, вы себя отлично держали. Некоторые из моих девчат боятся оставаться с Клеем в одной комнате. Говорят, мурашки по спине.

Бернс заказал себе большую порцию черного кофе, и меня так и тянуло посоветовать ему отказаться от кофеина: его сердцу и так тяжело от избыточного веса, зачем же еще подстегивать его всякой химией. Но я вовремя прикусила язык. На лбу Бернса выступили крупные капли пота: наверное, сидеть ему так же тяжело, как стоять или ходить. Разговор в комнате для допросов позволил мне узнать о личности Бернса даже больше, чем о Моррисе Клее. Зацикленность, отчаянные попытки сопереживания, зашкаливающий уровень стресса.

Я размешала сахар в чашке с капучино.

– Какой у Клея коэффициент умственного развития?