Клад Стервятника - [40]

— Есть такая индейская пословица, — доверительно сказал он после того, как добился существенной скидки на мое вознаграждение. А по сути — взял за горло, пригрозив, что шеф наймет из-за кордона, деликатно выражаясь, молодых специалистов — мол, те ему отработают за бесценок. Я не был уверен, что эта инициатива исходит не напрямую от шефа, а ссориться с Баем мне не хотелось из-за боязни потерять все. И пришлось согласиться.

— Там краснокожие вань-чу-чуны говорят, что прошлое — это всего лишь пепел, а будущее — густой и темный лес… А знаешь ли ты, Трубкин, что значит по-индейски «настоящее»?

— Я не Трубкин, а Гоша. В крайнем случае Трубач. Для своих.

На последнее слово я нажал намеренно.

Играть в угадайку с этим отморозком совсем не хотелось, но я слушал Аспида с болезненным интересом. Прежде мы с первым телохранителем Бая перекидывались в лучшем случае парой дежурных фраз по делу. А тут он вдруг разоткровенничался. К чему бы это, спрашивается?

— Настоящее, то, что сейчас, — это огонь, — изрек Аспид. — И самое главное, Трубкин, — чтоб это настоящее не сожгло тебя дотла. Из-за того, что ты не помнишь о пепле и не думаешь о лесе. Что скажешь?

— Не Трубкин. Трубач, — повторил я, нагло глядя прямо в бесцветные, по-змеиному холодные глаза Аспида. — А Трубач всегда в законе. Не помнишь, что Бай говорил?

В свое время Бай, расчувствовавшись моим проникновенным исполнением вечнозеленого здешнего хита «Голуби летят над нашей Зоной», объявил для всех сталкеров, «кто его знает и не только», что берет меня под свою опеку. Вроде того, что поставил «в закон».

В Зоне нет законов, обязательных к всеобщему исполнению, тут не колония, не федеральная тюрьма и даже не заповедник Аскания-Нова. Тут заповедник монстров и всяких тварей, при одном виде которых обычный, земной человек, далекий от проблем аномалий ЧАЭС, схватится за сердце. Но с легкой руки Бая — а на самом деле она у него ох какая тяжелая! — и пошла гулять по всем барам Периметра и окрестностей присказка:

— Трубач в законе повсюду в Зоне!

Так и приросло. А я не возражаю, оно мне на руку.

Когда-то у меня были серьезные проблемы с самооценкой.

Сталкер из меня хоть и получился, но очень и очень средний. Посредственность, а не сталкер, честно скажу. Потому как с детства не люблю стрелять по живым мишеням после того, как из ручного самопала застрелил крысу крохотным капсюлем.

Я прекрасно понимал, что крыса зверь вредный, а тут, в Зоне, еще и опасный. А уж хитрый и наглый — хуже некуда. Но мне частенько мерещились, как тускнеют ее красные глазки, как исчезает из них жизнь. И с тех пор истребление — не моя национальная забава, это уж точно.

Вдобавок я никак не мог избавиться от карточной зависимости — как увижу колоду или игральный стол, аж руки начинали трястись. Через что и огреб кучу проблем, причем не только финансового свойства.

Тогда Комбат, который едва ли не с первых дней нашего с ним знакомства взял надо мной своеобразное шефство — и чего ради, спрашивается? — свел меня с одним дедом, который изредка наезжает в Зону по своим дедовским делам. У деда имеется спецпропуск из «Янтаря», где он числится каким-то супер-пупер-консультантом. Но не столько для ученых, сколько для военсталкеров вроде Тополя и других, которые в Зону ходят по службе, а не за хабаром, как наш брат-ходок.

Деда звать Кузьмичом — самое типичное дедовское имечко, а вот профессия у него такая, что я прежде слыхом не слыхивал. Он — военный психолог, в прошлом готовил наших военных советников для Гаваны, Дамаска, Анголы, Замбии и прочей Африки. Личный друг Рауля Кастро, а это фрукт еще тот, человек-кремень, покруче Фиделя будет.

Кузьмич знает много разных правил на все случаи жизни. И из его слов я много чего узнал нового для себя. Кое-что понял заново, кое-что зарубил себе на носу, а одно правило усвоил навсегда. Оно — про дистанцию.

Дистанция эта хитрая, и в разных странах у разных людей она различная. У скандинавов, к примеру, всяких там шведов и финнов, она составляет железно один метр и двадцать сантиметров. Протяни перед собой руку — руки не хватит, это уж точно.

У англичан, будь пред тобою хоть королева, хоть сэр Пол Маккартни, хоть бармен из ливерпульского портового кабачка, это расстояние — четко один метр. Можно мерку снимать для портного по этой дистанции.

А вот у макаронников она всего ничего — сорок или даже тридцать сантиметров.

И это уже, ребята, опасно, потому что я говорю сейчас о расстоянии общения между людьми.

Лично мне этот ликбез очень даже пригодился. По тому, на каком расстоянии от меня держится клиент, когда заказывает песню, я могу с точностью до двухсот километров уловить место его рождения. А значит, и степень щедрости. Человек может быть татарином или чувашем, а скуп будет, как последний итальянец. Только в лицо тебе горазд орать да слюнями брызгать!

Зато большинство моих клиентов — скупщиков хабара по своей натуре типичные британцы. В особенности Бай. Это вообще аристократ. Он от людей всегда за километр держится — во всяком случае, от таких простых смертных, как я. И поэтому со мною все вопросы решает Аспид.