Клад Соловья-Разбойника - [3]

— Вятшая река? — удивленно спросил Светобор. — Что это?

Старик шумно вздохнул и неловко, кряхтя и постанывая, перевалился на другой бок.

— Вятшая река, сынок, — это воля вольная, край нехоженый, угодье немеряное. Еще мальцом слышал я от отца, деда твоего, что в давние времена затеяли люди новгородские замятню против бояр, против мужей лучших, мужей вятших. Кое-кого в Волхов пометали, дворы их пограбили, а кое-кому из господы тогдашней удалось из города вырваться. И пошли они навстречу Солнцу по землям новгородским. И нигде не могли найти приюта, потому как всякому смерду обиженному лестно было уязвить недавних господ своих, потерявших власть и силу.

Долго ли, коротко ли, добрались они до пределов Югорских*, с жителей которых новгородцы издавна берут дань серебром, и эти жители Югорские издавна не любят новгородцев и почитают их татями.

— То мне ведомо, — подтвердил Светобор.

— Видя малочисленность мужей вятших новгородских, продолжил Путило, югричи собрались числом немалым и напали на незваных гостей.

Новгородцам деваться было некуда. За спиной — долгая да горькая дорога до мятежного Новгорода, на полночь — чернолесье непрохожее, непроезжее до самого Дышучего моря**: И отступили они на полдень, и пропали где-то в лесах и болотах. Однако, отец мой слышал от кого-то, что вышли те мужи лучшие, мужи вятшие к большой прекрасной реке, в которой рыбы больше, чем воды, а прибрежные леса всеми своими лапами и листами не могут скрыть дичи непуганой, и в каждом втором дереве — борть с медом. Сказывают, выбегает та река из-под Латырь-камня, и кто выпьет воды из нее, тот сразу забудет все хвори-недуги и станет счастливым. Но самое главное — нет на той реке ни князей, ни бояр, ни тысяцких, ни сотских, а о грецкой вере никто там и не слыхивал.

Старик замолчал, словно зачарованный своим рассказом. Светобор тоже замер на своей лавке. Скреблась под половицами неугомонная мышка, за стеной негромко вздыхал ночной ветер, все было привычно, обычно и буднично, и далекая Вятшая река, если она и была на белом свете, казалась прекрасной сказкой, дивным сном, мечтой несбыточной.

— Был у меня дружок, — снова заговорил Путило. — Молодой, веселый, по имени Чурша. Когда рать Боголюбского осадила Новгород, бился он с суздальцами отважно, от других не отставал. Когда стрела неприятельская вонзилась в икону, и полились из иконы слезы девы Марии — тогда уверовал Чурша в бога христианского и принял веру грецкую. Когда же мужи вятшие новгородские несправедливо изгоняли победителя суздальцев Романа Мстиславича, Чурша вместе со мною поднялся на защиту молодого князя. Туго нам пришлось — плетью обуха не перешибешь. Вот тогда звал меня Чурша на Вятшую реку. Ему что? Он молодой, вольный, ни женки, ни чадушек малых. А я Любавушку свою с малолетним сыном на кого оставлю? Он ушел, и с тех пор ничего я о нем не слышал. Не знаю — дошел, не дошел:

— И как же идти к той Вятшей реке? — спросил Светобор взволнованно.

— Навстречу Солнцу, — отвечал Путило.

Молодой вождь

Келей, молодой вождь Верхнего племени, ловко угнездившись в седле, гнал вороного коня по едва приметной лесной тропинке. Сверху, сквозь кроны сосен, иногда просверкивало яркое весеннее солнце, но здесь, под сводом леса, было сумрачно и прохладно.

Прошло не так уж много времени, как он покинул свое селение в устье Вотской реки, но борзый конь быстро нес его вперед, и уже недалеко оставалось до Полой речки, а там и до Ваткара — рукой подать.

Конечно, можно было отправиться в путь на лодке. Весной течение в Серебряной реке бурное, да и ветер с утра был попутный, но уж очень не хотелось лишний раз проходить под стенами ненавистного Булгакара:

* * *

В давние времена большое булгарское войско пришло с низовьев Серебряной реки. Жестоко подавив сопротивление вотов, живших отдельными племенами, булгары выстроили свой город Булгакар в пределах Верхнего племени, чуть ниже устья Вотской реки. Он грозно высился на крутом берегу Серебряной и всем своим неприступным видом напоминал о неотвратимой необходимости покоряться воле пришельцев.

Булгары выколачивали с вотских племен огромную дань, брали себе в наложницы самых красивых девушек, а непокорных мужчин, пытавшихся защитить своих дочерей и сестер, уводили в полон и отправляли в далекие булгарские города, где и продавали их в рабство на шумных невольничьих рынках.

Некоторые из тогдашних вотских вождей иногда пытались пойти наперекор чужеземной воле, но все они стремились к славе в одиночку, и булгары всякий раз безжалостно расправлялись с непокорными. Так продолжалось до тех пор, пока вождем одного из вотских племен не стал Кутон из рода Гондыр. Это был умный человек и искусный воин. Он умел ладить с чужеземцами, охотно принимал и обильно угощал их в своем селении возле устья Колыны-шур — Речки с ночлегом у брода. Во время одной из славных попоек тогдашний булгарский юзбаши Тэкин, расхваставшись, проболтался о том, что изрядная доля вотской дани оседает в Булгакаре, а великий хан получает чуть больше четвертой части. Вскоре после этого Кутон совершил тайное и опасное путешествие на далекую реку Итиль. Он привез булгарскому хану богатые дары и после долгих переговоров добился того, чего не могли достичь его бряцавшие оружием предшественники. Он предложил хану вдвое увеличить размер вотской дани при условии, что сбор этой дани будет поручен ему, Кутону. Он обещал хану вечную дружбу и военную поддержку при условии, что булгарское войско уйдет с берегов Серебряной. После тщательного обсуждения они пришли к согласию.