Китайская принцесса - [4]

В тот момент, когда я подошел к игорному столу, состояние опьянения, в котором я пребывал, не помешало мне испытать некоторые угрызения совести. Я честно решил предоставить моей порядочности последний шанс. "Если выигрыш падет на черное, - подумал я, глядя на рулетку, - значит, я не должен играть".

Выигрыш выпал на красное. Деньги сами полезли из моего кармана, и, так как моя воля больше не имела отношения к тому, что происходило, я не испытывал никакого чувства вины. Когда я пришел в себя, блондинка, за которой я последовал, пристально смотрела на меня, и я обратил внимание, что большинство игроков тоже не спускают с меня глаз. За несколько, как мне показалось, мгновений - на самом деле прошло не меньше двух часов - я стал обладателем маленького состояния.

Я покинул Монте-Карло в сопровождении блондинки. Нас увезла самая роскошная, взятая напрокат машина. Моя спутница напевала песенку "На берегу Ривьеры":

Каждая женщина мечтала там Быть красивой и обожаемой.

Уверенный, что она станет отбиваться, я заключил ее в свои объятия. Похоже, ничто не могло воспротивиться победителю, которым я был в ту минуту.

По приезде в Ниццу блондинка пожелала закусить. И мы вошли в ресторан муниципального казино. Не знаю, право, почему оно было открыто в такой поздний час? Почему моя дама была голодна? Почему я позволил себе напиться скверным шампанским? До стола, где мы ужинали, доносились нудные голоса крупье в соседней зале. Я не сомневался, что теперь все ставки принадлежат только мне и что игроки явно самым неподобающим образом распоряжаются моими деньгами.

Опьяненный удачей, я бросился к столу, где играли в "железку", затем туда, где играли в баккара... На заре, когда я оказался на улице, у меня оставалось в кармане всего несколько сот франков. Я никогда не любил рано вставать. Мне нравилось любоваться чистотой зари и наслаждаться свежестью утреннего воздуха лишь из своей постели, где, еще не очнувшись от снов, я готов был снова погрузиться в них, как и подобает ностальгически настроенному бездельнику. Но на сей раз я получил возможность должным образом вкусить все прелести зари. Я не стал ложиться в постель, я бродил по тротуарам, убитый местью разгневанных богов. Почему я не посоветовался с ними, входя в казино Ниццы, подобно тому, как поступил в Монте-Карло? Полный раскаяния, я униженно обращался к ним: "Надо ли мне сбежать или предстать перед разгневанным господином Фу? Если количество плиток на тротуаре будет четным, значит..." Внезапно мне стало стыдно своего малодушия. Неужто я всю жизнь буду пребывать в нерешительности между двумя артишоками, двумя дверями, ожидая спасения в постыдном суеверии? От подсчетов, к которым я прибегал, меня стало тошнить. Я направился в первое кафе и, подкрепленный двумя рюмками рома, решил бросить вызов богам.

"Что вы можете мне сделать, владыки судеб человеческих? Ни один из двух негодяев, у которых я был посредником, не сумеет доказать, что я когда-либо держал в руках эти деньги..." Я вернулся в отель, принял душ, напевая, чтобы укрепить свой дух, и, тщательно одевшись, отправился к патрону. Когда я вошел к нему, он еще лежал в постели.

- Деньги при тебе? - спросил он тотчас.

Я лишь отрицательно мотнул головой.

- Гримальди не заплатил?

- Заплатил, - ответил я с восхитительной небрежностью, - но я поставил эти деньги на кон и проиграл.

А так как он явно мне не верил, я повторил, стараясь возможно лучше подражать ему, его собственные слова:

- Нужно уметь рисковать. Быть напористым...

Это его убедило. Господин Сен-Ромен издал рычание и протянул руку к телефону.

Я остановил его.

- Не теряйте зря время, - сказал я ему. - У вас нет против меня никакого оружия. Деньги были вручены без свидетелей, я не дал никаких расписок. Если меня станут допрашивать, я буду все отрицать. Ведь вы бы точно так же поступили на моем месте, не правда ли?

Я вышел из отеля совершенно довольный собой. Но едва завернул за угол, как спохватился, что считаю количество букв на вывесках.

"Если пятая буква первого слова гласная, значит, все уладится..." Увы, с вывеской "Турагентство" этого не случилось. Я попробовал исключить дурное предзнаменование контрмерами, но опять ничего не вышло. Все улицы и дома со всеми их тротуарами и витринами сообщали о беде с таким упорством, что вопреки обуявшему меня страху мне не терпелось узнать, каким оружием воспользуется рок против неуязвимого человека.

Мое любопытство вскоре было удовлетворено. В тот же вечер, когда я пришел в отель, чтобы собрать вещи, я встретил инспектора полиции, который попросил следовать за ним в комиссариат по "касающемуся меня делу". Я, конечно, догадывался по какому, но все равно разыграл, как можно искреннее, свое удивление. Оказавшись перед Сен-Роменом и Гримальди, я счел нужным перейти от удивления к чувству оскорбленного достоинства.

- Что это за махинация? - воскликнул я. - Чего от меня хотят? Комиссар поставил меня в известность относительно предъявленного обвинения.

Вместо ответа я повернулся к Гримальди и дал волю своему отлично разыгранному возмущению: