Китайская принцесса - [13]

Шрифт
Интервал

Я тихо позвал ее, но, не получив ответа, миновал ограду, отделявшую меня от освещенного окна, и тихо постучал по стеклу. Потом, убедившись, что никто за мной не следит, я подтянулся на руках и оказался один перед приготовленной ко сну и оставшейся нетронутой постелью. Растроганный видом этой постели и знакомым запахом духов, я застыл на месте, пока над моей головой не послышался шорох.

Я вышел в коридор с лестницей в глубине и двинулся вперед, на удивление легко ориентируясь в доме, где до сих пор ни разу не бывал. Я шел с непринужденностью человека, которому нечего терять. Но как только у меня под ногами скрипнула ступенька, я подумал, что может появиться слуга и поднять тревогу. Вынув для храбрости револьвер, который, впрочем, собирался использовать лишь против самого себя, я по привычке считал ступени. Их оказалось восемнадцать. Прежде я бы остался доволен комбинацией из двух цифр, сумма которых составила девятку, не раз благоприятствовавшую мне, но сегодня я отверг подобное поощрение со стороны обманчивой арифметики.

Достигнув площадки второго этажа, я очутился перед двумя закрытыми дверями, столь похожими друг на друга, что почувствовал вновь готовность уступить своей обычной нерешительности. Я искал средство, способное оказать давление на мою волю, но, не смея прибегнуть к отвергнутому мною методу, решил привлечь внимание Женевьевы легким покашливанием. На мой кашель, прозвучавший подобно грому, в соседней комнате ответил стук сдвинутого с места кресла. Чуть тише, дабы не испугать Женевьеву, я кашлянул снова. На этот раз послышались шаги, затем одна из дверей открылась и появилось обеспокоенное лицо господина Лефранка.

Одним прыжком я оказался рядом с ним. Угрожая револьвером и не замечая полного несоответствия между моими воинственными жестами и словами, я постарался его успокоить.

- Вам нечего волноваться, - сказал я ему тихо. - Где Женевьева?

- Жалкий подонок, - прохрипел он. - Я доберусь до тебя.

- Можете со мной расправиться хоть сейчас, - ответил я, протянув ему револьвер. - Вы окажете мне огромную услугу.

Он отступил, и я вошел следом за ним в комнату, которая служила ему кабинетом.

Его искаженное страхом и гневом лицо выглядело довольно забавным. Явно ожидая подвоха, он не решался протянуть руку за вожделенным револьвером.

- Скажите только, где Женевьева. Я не желаю ей зла.

- Положи револьвер, тогда скажу.

Я слишком хорошо знал этого человека, чтобы поверить ему на слово. И тем не менее положил револьвер на отделявший нас друг от друга стол.

- Вам, видно, очень хочется завладеть этим предметом?

- Я не трону его, - ответил он.

- Разве вам можно верить?

- Даю свое честное слово.

- В таком случае перед вами доказательство моей доброй воли, - сказал я, не обращая внимание на его бесстыдный ответ.

Едва я отошел от стола, как он схватил оружие и направил его на меня.

- Стой, иначе я выстрелю.

Его бесчестность, которая, разумеется, не была для меня новостью, вызвала с моей стороны только смех. Презрение к жизни придавало мне необыкновенную самоуверенность. "Неужто это и есть храбрость?" - подумал я, радуясь превосходству над стоявшим напротив негодяем. Повернувшись к нему спиной, я направился к двери.

- Я сам найду Женевьеву, - сказал я ему.

Он снова крикнул: "Стой!" - и схватил телефонную трубку.

Я понял, что он собирается вызвать полицию. Этого я не предусмотрел и осудил себя за такое легкомыслие.

- На этот раз тебя запрут на больший срок.

Он не успел окончить фразу, как я набросился на него, стараясь вырвать револьвер. Раздались два выстрела, и я упал, уверенный, что ранен, и удивленный тем, что не испытываю боли.

Поднявшись и освободив ногу от телефонного провода, ставшего, по-видимому, причиной моего падения, я обнаружил, что в доме царила мертвая тишина. Таким же мертвым было тело господина Жерома, лежавшего у моих ног с револьвером в руке.

Последнее обстоятельство сразу поразило меня. Ничто в комнате не говорило о нашей короткой схватке за исключением сброшенного на пол телефона, который я поставил на место. "Разве теперь кому-нибудь придет в голову, что господин Лефранк не покончил с собой? Если мне удастся выбраться из дома так же незаметно, как я вошел, никто не узнает, что я был тут".

Такая мысль молнией пронеслась в моей голове в ту самую минуту, когда я решил было забрать оружие из руки, сумевшей так прекрасно им воспользоваться.

"А если будет признано самоубийство, есть ли у меня теперь основания покончить с собой? Когда Женевьева перестанет быть безутешной сиротой, кому-то придется ее утешить. А кто лучше меня сумеет дать ей счастье, препятствием которому был только ее отец?" Не успел я всецело отдаться порожденному этим размышлением абсурдному оптимизму, как меня остановила другая мысль.

"Ты бросаешь тут оружие, которым сам собирался воспользоваться этой ночью. Ты, стало быть, идешь безоружным навстречу своей судьбе, которую легко предвидеть?

Инстинкт самосохранения тебя обманывает, друг мой. Никто не поверит тому, что господин Лефранк покончил с собой!" Я оглянулся. А почему не поверит? Когда я влез в окно, дождя не было. Здесь не найдут моих следов. Руки в перчатках не оставили отпечатков пальцев...


Рекомендуем почитать
Всё сложно

Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.