Китайская цивилизация - [55]

»

В порыве коллективного состязания сердца воспламенялись от самых скромных находок. Били через край живые чувства, которые вдруг находили способность передать жест и слово. Игры упорядочивались в соответствии с ритмом, подчинявшимся общему настроению. Сборы плодов, соревнования и преследования служили поводом для состязаний в пении и танце. Так происходит еще и в наши дни среди отсталых народностей юга Китая. На самых крупных праздниках у них юноши и девушки из соседних деревень «выстраиваются рядами лицом друг к другу и принимаются срезать папоротник, распевая импровизированные песни». От этих состязаний зависят благополучие года и счастье народа. Таким же образом собиравшаяся в Древнем Китае на состязания молодежь верила, что подчиняется приказу природы и сотрудничает с ней. Их пляскам, их пению соответствовали зовы призывающих спутника птиц, полет преследующих друг друга с криками насекомых. «Луговой кузнечик кричит, а тот, что на холме, прыгает! – Пока я не увижу моего господина – о, как тревожно мое сердце! – о, как оно тревожно! – но тотчас, как я ним соединюсь, – мое сердце успокоится!» Кузнечики, перекликающиеся между лугами и холмами, остались для китайцев символами многодетных и экзогамных союзов. Они напоминают молодым людям обязательный для их союза порядок. Однако же, будучи представителями своего пола и клана, переполненные гордостью за свою деревню, пронизанные семейным духом и половым эгоизмом, они чувствовали себя прежде всего соперниками. С вызывающего тона бравад начиналась куртуазная схватка, которая должна будет их сблизить.

Гордые своими украшениями, своими цветастыми платьями, головными уборами маренового цвета, белые, словно облачка, девушки завязывали состязание. Говоря ироничным тоном и приглашая ухажеров, они относились к ним свысока, а одновременно притворялись, будто сейчас исчезнут. «Вот уже осыпаются сливы! – корзинки с вами, наполняйте их! – Добивайтесь нас, молодые люди! – наступило время! говорите об этом!» «К югу растут большие деревья; под ними нельзя отдыхать… На берегу Хань – гулящие: их нельзя добиваться…» «Если ты испытываешь ко мне любовные чувства, я заверну юбку и переправлюсь через Вэй! – Но если ты совсем не думаешь обо мне, – разве нет других парней? – о, самый безумный из юных безумцев?» «Чжэнь и Вэй – вышли из берегов! – Парни с девчатами – пошли по орхидеи! – Девушки их приглашают: «Если бы туда пойти!» – а парни отвечают: «Мы как раз оттуда идем!» – «Даже если и так, если б мы все же туда пошли?» – ведь перейдем Вэй, а за ней прекрасный луг! – И тогда юноши и девушки – сообща играют в свои игры, – а потом девушки получают в залог цветок». Как только девушками брошены вызовы, сделка сделана. Теперь основная роль переходит к парням. Они должны приступить к ухаживанию. Еще и в наши дни у южных народностей мяо-цзы и ту ухаживание сопровождается песнями и игрой в мяч. Пока девушка отсылает мяч назад, все еще остается неопределенным: ухажер вновь начинает петь. В старых китайских обычаях игра цветов образовывала важнейший момент любовной схватки, и все заканчивалось, стоило девушке принять душистый цветок или горсть ароматных зерен. «В моих глазах ты мальва! – Дай мне этот запах!»

Так соединялись сердца и заключались договоры. В свои прихрамывающие куплеты, которые выдумывались в соответствии с ритмом танца по правилам традиционной импровизации, юноша вплетал целую череду уважительных аналогий. Стих за стихом он вызывал в памяти обрядовую картину праздника. В целом тот развертывался как торжественный порядок природы. Описывающие его в подробностях, освященные временем обороты напоминали об обязательных соответствиях ритма времен года и человеческих наблюдений. Во времена классических ритуалов китайские женихи отправляли своей нареченной на заре дикого гуся. Этот обряд всего лишь конкретизированная метафора. Некогда пелось: «Слышен зов диких гусей, – на рассвете, когда появится заря! – Мужчина отправляется искать жену – пока лед еще не весь растаял!» Дикие гуси дают девушкам знак, что скоро растает лед и не следует медлить с помолвкой. Календарные поговорки, из которых состоит любовная песня, обладают собственной силой принуждения. Пока тянется эта долгая мольба, сердца освобождаются от своей застенчивой агрессивности. Постепенно испаряется сопротивление семейной гордости и половой стыдливости. В конце концов молодые люди уступают долгу объединения, и, сближаемые поэтическим турниром, противоположные корпорации и замкнутые группы могут в священную минуту почувствовать возрождение их глубинного единства.

3. Празднества сбора урожая и мертвого сезона

Состязания в любовных песнях происходили под открытым небом. Они служили главным обрядом общефедерального празднества, в ходе которого возрождалось согласие между крестьянами. На этих сельских сборах все половые или территориальные объединения, забью свой дух отгороженности, утверждали собственную сплоченность благодаря общению в духе равенства. Пиршества, совместное пьянство дополняли результаты полового общения. Гулянья напоминали ярмарки. Людские контакты сопровождались обменом подарками. Состязания в пении продолжались состязанием в подношении даров. «Того, кто преподнес мне айву, – я ему отплачу своими брелками! – Это не будет платой: —я полюблю его навсегда!» Стихами обменивались, словно дарами, но любовная литания обладает ритмом прерывающегося плача: она усыпляет агрессивный дух. Напротив, обмен материальными подарками подчинен стремительному ритму: отдают больше, чем получают, потому что хотят обязать преподнести больше. Подарки становятся все богаче и богаче, параллельно растет и возбуждение тех, кто их вручает. Оно может перерасти в чувство общности, если в конце концов все становится нераздельным или же потребляется в совместной оргии: «Почему ты говоришь, что надо быть раздетым? – С тобой я делаю мою одежду общей». Этот оборот (военный или семейный) был общепринятым выражением абсолютного союза. И действительно, сезонные празднества добивались создания именно такого союза. Но проводимые в ростовщическом духе состязания в подношении подарков могут в меньшей степени служить поддержанию традиционного равновесия, чем успеху духа отгороженности.