Китайская цивилизация - [49]

Относительную давность оседлой жизни вроде бы подтверждает существование садов, где умело выращивались разнообразные фруктовые деревья – персиковые, абрикосовые, вишневые, груши, ююба или зизифус, сливовые, каштаны и айва. Сливы, ююба и каштаны применялись в кулинарии. Кроме того, в пищу шли плоды разновидности дикого винограда, а также плоды многих водных и горных растений. Наиболее полезным среди деревьев была шелковица. Ее бережно обрезали. «Теслом обрезались слишком выступающие или слишком вытянувшиеся вверх ветки; у молодых тутовников только обрывали листву». Молодую листву отдавали шелковичным червям, которых содержали на плетенках из тростника или камыша. «Пришла весна, дни становятся теплее, – вот и иволга запела! – девушки со своими корзинками – идут по тропинкам – собирать с шелковиц нежную листву». Выращивались многие разновидности тутовника, а также многие сорта конопли. Начинаясь осенью, ткацкие работы шли всю зиму. Готовые к весне полотняные ткани служили в жаркий сезон, так же как и сандалии из волокон конопли или вигны. Более дорогой и более теплый шелк предназначался прежде всего старикам. Замочку производили в канавах вблизи жилищ. Ткачихи обладали также умением обрабатывать и вязать крапиву и камыши. Архаичные одежды, служившие еще в классическую эпоху для одевания напоминающей усопшего куклы, делались из тростниковой циновки и подвязывались поясом из бамбука. [Еще в 557 г. западные варвары, жуны, носили накидки из соломы и шапки из побегов ежевики.] Согласно традиции китайцы до Хуанди прикрывали тело коротким куском шкуры. (Якобы жена Хуанди научила их выращивать шелковичных червей). Позднее китайцы надевали костюм из рубахи и юбки, сотканных из конопли или шелка. На голове они носили либо шапочку, либо повязку. От холода они надевали по нескольку видов одежды. Они умели окрашивать ткани и предпочитали яркие цвета. Ими выращивались различные растения для приготовления красителей, чаще всего марена и индиго. Ткачихи изготовляли одноцветные ткани и ткани в разводах. Последние приберегались для шитья одежды к праздникам и свадьбам. «В цветастой юбке, в простой юбке, – в цветастой юбке, в простой юбке, – пошли, господа! пошли, господа! – доставьте меня к вам на колеснице!»

Нет ничего проще крестьянских жилищ. Уже в исторические времена многие китайцы жили подобно троглодитам. На склонах лёссовых нагорий они укрывались в пещерах, напоминающих по форме печи. Полевые шалаши делались из веток. Традиция утверждает, что в то время, когда китайцы еще жили среди дикой природы, они устраивались на ветвях деревьев. Воспроизводящая, несомненно, архаичную форму жилища траурная хижина представляла собой пристройку из ветвей, поддерживаемых несколькими кольями. По мере того как траур становился менее строгим, щели затыкали соломой и камышами, а затем шалаш укрепляли сначала снаружи, а потом и изнутри с помощью гончарной глины; дверь поначалу оставлялась широко открытой, но шалаш окружался изгородью из тростника. Несомненно, этот архаичный тип мало-помалу улучшаемого жилища был распространен среди земледельцев лёссовых террас. Они жили там словно cliff-dwellers, обитатели многоэтажного дома. В деревнях, расположенных на вершинах холмов, дома выглядят как укрытые соломой кубики. Крыша была столь легка, что ее мог легко проткнуть своим клювом воробей. Крысы свободно прогрызали стены. Сделанные из самана и протертой глины, они были очень хрупки: в жару трескались, от дождя расползались. Вьющиеся растения заполоняли стены и крышу, а горькая тыква угрожала ее продавить. Перед наступлением зимы приходилось каждый раз заделывать щели соломой. Утоптанная и часто поливаемая земля образовывала пол. Очень скудна была мебель. В траурном шалаше в начале спали на соломе, подкладывая под голову комок земли, но к концу траура получали право на подстилку из неплетеного тростника, а потом и на циновку. Обряды позволяют восстановить историю как мебели, так и самого дома. Брошенные одна на другую циновки образовывали самую совершенную кровать, к которой наконец пришли. Некоторые из этих циновок были украшены узором. Богатые люди пользовались подголовниками из рога и обладали цветастыми шелковыми одеялами. На день постель сворачивалась, как это делается и в наши дни, а на циновках усаживались для еды, опираясь спиной о табуретку. Сдвигаемые вместе камни образовывали очаг, а дым выходил через центральное отверстие, через которое дождь попадал в особый сток. Состоящий всего из одной комнаты дом был темен, он едва освещался через узкую дверь и единственное окно, открывавшееся на южную сторону, причем окно располагалось к западу, а дверь – к востоку. Двери и окна делались из колючки, иной раз из переплетенных веток тутовника: окно часто представляло собой круглое отверстие со вставленной отбитой горловиной кувшина. Под окном, в юго-западном, наиболее темном углу хранились семена и стояло семейное ложе. В доме это было самое священное место. Впрочем, в этом скромном жилище все было священным – и очаг, и место стока воды, и дверь, у которой накапливался выметаемый мусор. Его выбрасывали с огромными предосторожностями, в праздники обновления года, ибо там укрывался приносящий удачу бог. Его звали Гром-молния. С дверями в некой связи находились внушающие страх совы, птицы Грома. Может быть, поэтому над ними укреплялись тела совок, а также связки собранных в середине лета охранительных трав. Дверь всегда миновали с чувством священного ужаса. «Когда ты выходишь, будь осторожен! Когда ты входишь, трепещи!» Переступая порог, не следовало на него наступать и нельзя было опускать глаз. Перед тем как войти, надлежало снять обувь. Не меньшим уважением окружались очаг и колодец: «Вода в источнике изобильна, изобильна! – наступает засуха, и она иссякает! – Чтобы ее набрать, нужно правило, а чтобы его применить, нужен здравый смысл».