Китайская цивилизация - [44]

В 3 до н. э. крупная засуха породила обширное народное движение, первоначально зародившееся в Шаньдуне. Толпы бродяг блуждали по стране с песнями и танцами, призванными умилостивить Сиванму (царицу-мать Запада; это было божество чумы, ставшее после превращения даосизма в религию самым популярным среди божеств). Но довольно быстро брожение затихло. Однако же брожение поддерживали предсказания и чудесные знамения, необходимые для признания притязаний на трон Ван Мана. В 11 г. Желтая река прорвала дамбу, уничтожив посадки в Чжили и Шаньдуне. В 14 г. на севере случился такой голод, что люди поедали друг друга. Отныне голод повторялся из года в год. Тогда-то и появились, опять же в Шаньдуне, шайки Краснобровых, которыми войска Ван Мана были разгромлены. Несколько принцев крови из дома Хань разбили их или подчинили себе. Династия была низвергнута. К власти пришла новая династия. Она погибла при аналогичных обстоятельствах, с той лишь разницей, что мятеж Желтых повязок вспыхнул в Сычуани. И Сычу-ань, и Шаньдун всегда оставались провинциями с сильными сепаратистскими поползновениями. Обе они послужили приютом для первых крупных даосских сект. Восстание Желтых повязок было одновременно жакерией, крестьянским бунтом, и сектантским движением. Его подавили офицеры. Но один из них, овладев бассейном Синей реки, основал там династию У, столица которой находилась в окрестностях Нанкина. Второй из них, принадлежавший к семейству Хань, стал владыкой Сычуани. Третий удовлетворился фактической властью, но его сын, свергнув в 220 г. императора Сяня, положил начало династии Вэй: при разделе она получила в долю собственно Древний Китай Желтой реки и долину реки Хуай. Империя была разделена на три царства.

Работа по колонизации новых территорий пострадала от кризисов центрального правительства меньше, чем можно было бы предположить. Правда, натиск со стороны тибетцев иной раз, как, например, в 42 до н. э., становился угрожающим, и частенько сюнну, несмотря на свою разъединенность, перерезали Алтайский путь: с 64 по 60 г. они захватывали Турфан. Но в 60 г. после прекрасно осуществленного набега китайцы смогли расположить свой главный военный пост в Куче. В 49 г. сюнну распались на две ветви. Смелый и удачный военный налет (в 35) против дальней группы, осевшей вблизи озера Балхаш, побудил юго-западную группу, единственную еще остававшуюся в соприкосновении с китайцами, явиться в 33 г. с изъявлениями покорности и просьбой о союзе. К каждому из этих успехов правительство имело лишь некоторое отношение. Они были обеспечены духом инициативы и предприимчивости командиров застав. Корпус командиров, в высшей степени одержимых жаждой завоеваний, проводил в жизнь то, что можно было бы попробовать определить, как внешнюю политику Китая. Они действуют не тратя времени на запросы и умеют при случае найти извинения для оправдания своих успехов. Этой же группе военных командиров Китай обязан подъемом своего могущества после династического кризиса, случившегося в начале христианской эры. Покорение Тонкина в 42 г. и Хайнани, роспуск могущественной конфедерации, образованной племенами мань в Хунани в 49 г., умиротворение Северо-Востока благодаря содействию враждебных сюнну племен сяньбийцев – все эти замечательные политические и военные операции были успешно осуществлены благодаря личным инициативам и разумному непослушанию. Всего несколько человек, среди которых наиболее прославился Бань Чао, действуя на манер беспризорных детей, осуществили захват Тарима, принесший великую славу вторым Хань. Эти люди действовали во главе немногих смельчаков, без поддержки, но и без контроля, посредством рискованных набегов, опираясь лишь на окружавший само слово «китаец» огромный престиж. С 73 по 102 г. Бань Чао, завоевав Хотан, Кашгар, Яркенд, Карашар, отбросил сюнну за пустыню Гоби, а Юэчжи – в горы Памира, тогда как Доу Сянь в 89 г. загнал северных сюнну на север от Баркуля. Под китайский контроль перешли все дороги шелка, и северная и южная, а одновременно за пустынями Центральной Азии тесный контакт был установлен с тохарской цивилизацией. Тохарцы и Юэчжи поддерживали отношения с Индией, а также с Западом. С другой стороны, китайцы, став хозяевами Аннама, получили возможность по морскому пути вступать в контакты как с Индией, так и с более отдаленными странами. Свидетельства истории утверждают, что Бань Чао замыслил установить отношения с римлянами (в 97) и что во второй половине II в. в южных портах империи появились торговцы, бывшие послами Рима. Новые идеи и новые знания проникали в Китай как с юго-запада, так и с востока. По меньшей мере с начала I в. в стране закрепился буддизм. В течение эпохи Трех царств он распространяется все больше. Китайская цивилизация усложняется в момент, когда империя дробится.

* * *

После падения династии Хань Китай вступает в период политической раздробленности. Дому Цзинь (265–419) удается лишь на довольно короткое время восстановить номинальное единство. С начала IV в. варвары проникают вглубь границ. В Северном и Западном Китае они образуют непрочные царства. Дом Цзинь сохраняет только бассейн Синей реки и Сицзян. К концу IV в. и началу V в. раздробленность Китая достигает своего максимума. Только в VII в. для борьбы с туцзюэ, тюрками, империя поднимается. Ее возрождает династия Суй (589–617), на смену которой приходит дом Тан (620–907). Сразу же возобновляется политика великих замыслов, обращенная к степи, горам и морю. После 609 г. к империи присоединяются Тарим, Тонкий и Цзайдам. В какой-то момент она достигает Джунгарии и реки Инд. Обогащенная знаниями, принесенными с собой буддизмом, манихейством, несторианством и другими религиозными течениями, китайская цивилизация вновь расцветает. Теперь она имеет более синкретический характер, чем при Хань, и, однако, даже сильнее, чем прежде, тяготеет к своим древним корням. После нового периода раздробленности с 907 по 960 г. Китай при династии Сун (960–1279) окончательно ориентируется на синкретизм в традиционалистском духе. С тех пор как при династиях Цинь и Хань сформировалась китайская нация и сложился идеал имперского единства, китайцы именно в гордости, внушаемой их традициями и культом, находят при благоприятных обстоятельствах силу выступать как единый народ и даже играть роль великой державы. Больше чем история государства и даже народа, история Китая есть история цивилизации или, скорее, культурной традиции. Если бы эту историю можно было бы написать с какой-либо точностью, то прежде всего она была бы, вероятно, интересна демонстрацией того, как идея цивилизации на протяжении столь длительной истории и почти постоянно смогла торжествовать над государственной идеей.