Китай у русских писателей - [2]

В этой книге представлена читателю только часть, правда, немалая, сочинений русских писателей, литераторов и журналистов о Китае – с 1675 по 2005 г., т. е. за три столетия. Самая первая «роспись» – отчет о путешествии в Китай томского казака Ивана Петлина – относится к 1618 г. В ХVII столетии было составлено еще несколько «статейных списков» российских представителей об их миссиях в Поднебесную империю[1].

Миссии эти, как и посольство Николая Спафария в 16751678 гг., большей частью оказывались неудачными с точки зрения тогдашней прикладной, сиюминутной политики. Богдыханы маньчжурской (Цинской) династии свысока относились к посланцам российских царей, требуя каких-то территорий, возвращения каких-то беглецов, выплаты каких-то даней и неукоснительно строгого исполнения всех обычаев и обрядов принятого вассального церемониала, в чем русские представители справедливо усматривали унижение достоинства своего монарха. Однако отчеты российских посланцев, каким бы недолгим и ограниченным ни было их пребывание в стране, все-таки оказывались полезны, хотя до Спафария они составлялись людьми грамотными и, по-видимому, толковыми (недаром эти записи переводили в Европе), но вовсе не литературными. Высокообразованный молдавский дипломат, обладавший незаурядным литературным дарованием и зорким глазом, оказался автором первого в России подробного описания Китайского государства. Его книга сохранила свою свежесть и по сей день, не говоря уж о ее важности для исторической науки.

Среди авторов этого нашего издания, в разные годы, с разными целями и задачами, с разным видением и пониманием окружающего побывавших в Китае, были люди фундаментальной специальной образованности, создатели и основоположники русской синологии как науки о Китае, ученые, но вместе с тем и высокоодаренные литераторы, поэты, переводчики, художники по своему мироощущению и мировосприятию, для которых Китай являлся воплощением своего рода универсального мирового духа. Были прирожденные путешественники, странствователи по призванию, ведомые охотой к перемене мест, для которых поездка была открытием нового мира, полного острой экзотической необычности. Были воины и революционеры, прежде всего исполнявшие свой воинский или революционный долг и, может быть, помимо собственной воли подчинившиеся обаянию Китая. Наконец, уже в новое время были люди, по разным причинам попавшие в страну, прожившие в ней долгий ряд лет и воспринимавшие ее как вторую родину.

Конечно, каждый был представителем своей эпохи, своего собственного общества и государства со всеми их житейскими понятиями и политическими предрассудками. У каждого были свои глаза. Но какова бы ни была всякого рода предварительная внутренняя «заданность» или настроенность приезжего гостя (а она всегда неизбежна в любом путешествии, каковы бы ни были его опасения), сколь бы ни была необычна и чужда открывавшаяся его взору обстановка, сколь бы ни были тягостны или, порой, опасны разнообразные ситуации, в которые этот гость попадал или мог попасть, страна и ее народ, ее пейзажи и ее постройки, ее обычаи и привычки, стиль и колорит ее жизни невольно покоряли, обогащая глаз, душу и разум. И для писателя, художника, для ученого, чье жизненное призвание в конечном счете, собственно, и заключается в открытии и постижении нового мира и человека внутри него, поездка в Китай становилась по-своему изумительной, единственной в своем роде, ни с чем не сравнимой. Воспоминание о ней оставалось на всю жизнь, побуждая рассказать об этой необычной стране другому, близкому или далекому во времени и пространстве соотечественнику и собеседнику.

Отношения России с Китаем в течение последних трехсот лет не всегда были безоблачными. Бывали периоды конфронтации, напряжения, сложностей в торговле, даже вооруженных столкновений. В 70—80-е гг. XIX в., например, всерьез поговаривали о войне с Китаем, и знаменитый полковник Генерального штаба Н.М. Пржевальский составлял записки о наиболее перспективных направлениях боевых действий, уничижительно оценивая тогдашние китайские вооруженные силы[2]. И в XX в. случалось всякое.

Например, 20 августа 1929 г. ЦИК и СНК СССР после серии нападений и обстрелов советской территории даже приняли решение «О прекращении сношений Союза ССР с Китаем». Осенью 1929 г. легендарному и в СССР и в Китае маршалу В.К. Блюхеру пришлось отбивать попытки вторжения милитаристов в Приморье и Забайкалье. Уже на нашей памяти – сложные годы политического недружелюбия 2-й половины XX в.

Однако не это было главным, не это преобладало. Преобладал глубокий, внутренний интерес значительной части русского общества к стране многовековой богатейшей культуры в самых высоких творческих проявлениях ее национального духа. И не случайно Н.И. Новиков в своих «Трутне» и «Пустомеле» в 1770 г. печатал переводы с китайского и маньчжурского А.Л. Леонтьева (1716–1786), а Л.Н. Толстой (словно подводя итог своим многолетним размышлениям о Китае) в 1906 г. писал «Письмо к китайцу», не говоря уж о Пушкине и Белинском с их постоянным вниманием к сочинениям