Китай у русских писателей - [156]

Опытный сказитель владел всеми этими приемами, а опытный слушатель знал эти приемы и прекрасно понимал, что скрывалось за многочисленными условностями исполнения.

Высокой культуре исполнения соответствовала высокая культура слушания.

«Я хочу, чтобы меня поняли, – вы должны хотеть понять меня», – говорил знаменитый сказитель XVII века Лю Цзиньтин, которого китайские сказители считают родоначальником своего искусства.

Научной загадкой представляется судьба героического эпоса – он почти бесследно исчез. Следы его обнаруживаются в романах, пьесах, песенно-повествовательных произведениях. Но это всего лишь следы.

Несколько героических песен сохранилось, и самая известная среди них – это «Стихи о My Лань», о китайской Жанне д’Арк. Возможно, что это осколок большого эпоса.

…В одной семье жила девушка, которая отличалась прилежанием и скромностью. Когда началась война с северными кочевниками, семья девушки должна была выставить воина для китайской армии. Но отец My Лань был слишком стар, а взрослых братьев у нее не было. И My Лань, переодевшись мужчиной, отправилась на войну.

В боях с иноземцами она выказала большое мужество и незаурядные военные способности. Она стала полководцем и добивалась одной победы за другой.

Враг был изгнан из Китая.

Благодарный император призвал к себе героя, хотел наградить его и возвысить. Но My Лань отказалась от всех почестей и вернулась на родину, к родителям.

Устное творчество китайского народа богато и ладно сложенными, рифмованными пословицами, отражавшими жизненный опыт народа, его быт и труд.

В пословицах, как известно, накапливается главным образом опыт людей: испытав что-либо неоднократно, люди предостерегают друг друга на будущее пословицей:

«Поздно рыть колодец, когда захотелось пить».

«Если тратить, не пополняя, то даже море исчерпается». «Не спрашивай у гостя, зарезать ли для него курицу».

«Когда человек трудолюбив, и поле его не ленится».

«Не проникнув в логово тигра, не сможешь поймать тигренка».

Загадки строились на неожиданности сравнений и сопоставлений.

Например, «Голова есть, а шеи нет, все тело в льдинках, есть крылья, а не летает; нет ног, а все же передвигается» (рыба).

«Красный кувшин с зеленым дном, в середине – горсть пшена» (перец).

«Когда стоит – ростом поменьше, когда сидит – ростом побольше» (собака).

«Днем они бегают, бегают,

Днем они заняты очень.

Рядами травинок, рядами тростинок

Они закрываются ночью»[37] (глаза).

Устное поэтическое творчество с древних времен было тесно связано в Китае с другими видами художественной деятельности народа: с вырезками из бумаги, с игрушками из глины и теста, с вышивкой по шелку и ситцу, с резными изделиями из кости и камня.

Существует много рассказов о том, что ожила картина, замечательно вышитая на шелке; что птица, сделанная знаменитым резчиком по дереву Лу Банем, замахала крыльями и унесла его на небо в бессмертие; что под прекрасную музыку флейтиста заплясал лес.

Так в прекрасном устном творчестве отразился духовный мир народа, его труд, заветные мечты, богатое художественное воображение, взгляды на жизнь и на труд, на смерть и на любовь, оптимизм, коренящийся в деятельном существовании трудового народа.

И. Смирнов

Илья Сергеевич Смирнов (1948), ученый-филолог, поэт, переводчик, педагог, директор Института восточных культур и античности РГУ, инициатор и участник изданий переводов классической китайской поэзии VIII–XVII ʙʙ. Автор работ о проблемах традиционной китайской культуры, об изучении и переводе классики. Публикуемая статья из журнала «Отечественные записки» (М., 2005, № 3).

О «китайских церемониях», культе предков и старости в Китае

Уже первые европейцы, с ХIII века проникавшие в Китай, обратили внимание на необыкновенную церемонность тамошних жителей. Бесчисленные поклоны и взаимные комплименты сопровождали даже случайную уличную встречу. Особо изощренный церемониал подобало исполнять в отношении людей почтенных – годами или положением. Миновали столетия, прежде чем самые проницательные и заинтересованные европейцы – путешественники, торговцы, миссионеры, движимые любопытством или долгом слуг господних, а потом и ученые-китаеведы – начали постигать глубинные основы чужой культуры, важным элементом которой оказались знаменитые «китайские церемонии». Пришло понимание и удивительного даже для традиционного общества почитания старости. Впрочем, и потом знание и понимание не избавили их обладателей от искреннего удивления перед повседневным, вошедшим в плоть и кровь культуры, уважительным отношением к старикам, к долголетию.

Так, в 1906 году В. М. Алексеев, будущий великий знаток Китая, академик, а тогда начинающий ученый, несколькими годами ранее окончивший Петербургский университет, приехал в эту страну для подготовки магистерской диссертации. Он знал язык, четыре года учился понимать китайскую культуру у лучших русских синологов, потом стажировался в Европе. Он не был неофитом, но живой Китай увидел впервые. В дневнике тщательно фиксировалось все то, что поражало его в китайской повседневности. Вот характерное замечание, подающее проблему в самом что ни на есть бытовом ракурсе: «Утром приходит поболтать какая-то старуха. Лодочник галантно осведомляется, сколько ей лет: «Небось, уже восемьдесят скоро!» Старуха, весьма польщенная, скромно заявляет, что ей всего только пятьдесят шесть. «Ну и счастье тебе, старуха! Выглядишь, ей-ей, на все восемьдесят!..» Дело ясно. В патриархальном Китае возраст всегда заслуживает уважения! Поэтому понятия