Китай у русских писателей - [123]

Слушая выступления землекопов и плотников, которые рассказывали судьям о нем, Тай Лю старался погрузиться в сон, потому что слушать о самом себе ему было неинтересно. Он считал, что сам о себе он знает лучше, чем кто-либо другой.

Когда судья спросил Тай Лю, были ли случаи, когда он уклонялся выполнить какой-нибудь преступный приказ своего офицера, Тай Лю, обуреваемый глупой гордостью, заявил: «Каждый хороший солдат должен слушать своего офицера».

Все люди, присутствующие на суде, загудели от негодования. Судья, поднимая руку, призвал к тишине и сказал: «Теперь вы видите все, какой это темный человек и как много нам еще предстоит работать по перевоспитанию таких несчастных людей, которые до сих пор еще остаются слепыми. Но мы должны открыть им глаза на новую жизнь».

Но Тай Лю не слушал судьи. После негодующих возгласов рабочих он окончательно решил, что суду не за что снисходительно относиться к нему. И чтобы не было страшно, все время мысленно играл сам с собой в кости. К этому способу прибегали старые солдаты во время сильного огня, чтобы не думать о смерти. Он не слышал того, что говорил судья, оглашая приговор, и, сохраняя каменное, отсутствующее выражение на своем лице, шевелил губами, подсчитывая очки на воображаемых костях.

Когда солдаты повели Тянь Хуа из барака, Тай Лю попробовал идти рядом с ним, но солдаты оттолкнули его. Тай Лю остался один в бараке, так как все рабочие пошли провожать судей, выражая этим удовольствие их приговором.

Потом в барак пришли двое молодых ребят, которые были прикреплены к Тай Лю, и стали ему разъяснять решение суда.

Тай Лю был так взволнован тем, что его не приговорили к казни, что их слова не доходили до его сознания.

Потом он работал на стройке, и снова каждый вечер прикрепленные проводили с ним беседы. Но Тай Лю никак не мог поверить, что народ простил его и он может теперь спокойно и равноправно со всеми пользоваться счастьем, добытым людьми, против которых он сражался.

И вот как-то ночью, забрав из сундучка свое имущество, Тай Лю ушел тайком со стройки и пешком добрался до Пекина. Узнав, где помещается главный суд, он стал ходить туда и униженно упрашивать служащих, чтобы главный суд судил его, так как он не верит суду, который приезжал на стройку. И он ночевал на улице возле здания суда до тех пор, пока уличный комитет не обратил на него внимание и не поручил одному из активистов заняться устройством Тай Лю на работу. Этот активист познакомил Тай Лю со скорняком Лян Ином, и тот обучил Тай Лю своему ремеслу.

Потом Тай Лю женился на дочери Лян Ина и купил вот эту фанзу, где он и живет сейчас.

Первое время Тай Лю работал на торговца, который давал ему сырье и платил за труд не очень много. Но потом с помощью того же самого активиста уличного комитета, которому было поручено воспитание Тай Лю, он поступил работать на государственную кожевенную фабрику и теперь зарабатывает столько, что если бы все его родственники были живы, он мог бы прокормить их.

Повернувшись к Тай Лю, стоявшему возле столба, подпирающего кровлю фанзы, в горделивой позе человека, знающего себе цену, Ли Миншэн сказал:

– Я говорю советскому товарищу, что ты теперь живешь богато. Ты ведь это просил ему передать?

Тай Лю с достоинством кивнул головой. Потом, оглядев озабоченно фанзу, он зажег масляный светильник. Но, видимо, не удовлетворившись освещением, он достал из маленького шкафчика медную, ярко начищенную керосиновую лампу и зажег ее. Потом он стал решительно раздеваться. И я увидел спину Тай Лю, покрытую черными глубокими рубцами, словно выжженную прикосновением раскаленной железной решетки. Хлопнув себя по спине ладонью, Тай Лю произнес хрипло:

– Гоминдан!

Потом Тай Лю скрылся за бамбуковой циновкой, разделявшей фанзу на две половины. Он появился снова из-за занавески, но в каком виде!

На голове у него были одновременно зимняя шапка и кепка. Он был одет в новый топорщащийся синий костюм, поверх которого был наброшен сатиновый халат, стеганный на вате. На ногах у него были новые резиновые тапочки, а в руках он держал коробку, где в мягкой стружке лежали желтые полуботинки. Сохраняя на своем лице торжественное выражение, Тай Лю неторопливо повернулся несколько раз, чтобы мы могли со всех сторон оглядеть его одежду. Потом он снова исчез за занавеской. Вернувшись обратно в прежнем своем виде, закурил трубку с длинным и тонким чубуком и, обратившись к Ля Миншэну, кивая на меня головой, сказал:

– Передай советскому почтенному гостю: я недавно чуть было не стал совсем богатым человеком. Если бы шоссе проходило немного правее, я получил бы за свой дом и за огород от государства кучу денег – столько, сколько получили мои соседи. Но счастье пришло ко мне с другой стороны. Скоро я перееду в рабочий поселок. На нашей фабрике построили дома из камня, и вода в них течет прямо в фанзе из железной трубы, и ее можно брать сколько угодно.

Потом Тай Лю повел нас в харчевню, расположенную у глиняного забора, и заказал пельмени с грибной и рыбной начинкой. Мы пили теплое, ароматное шаосинское вино из крохотных и тонких, как яичная скорлупа, чашечек, и Тай Лю рассказывал нам о том, какие необыкновенные машины установлены сейчас на его кожевенной фабрике. Он рассказывал, что работает сейчас на машине, которая за минуту шлифует буйволовую кожу, а раньше два самых сильных рабочих проделывали эту работу за четыре полных дня.