Китай у русских писателей - [120]

У Востока и Запада общие истоки, и как бы ни были разнообразны рукава реки, которые то разъединяются, то сливаются, река течет дальше.

Идеи, основанные на единстве культуры, на солидарности людей и народов, могут стать универсальными, а расизм или национализм (безразлично, от кого он исходит), с его утверждением приоритета и превосходства, неизбежно порождает вражду, разобщает народы, принижает культуру и в итоге становится всеобщим бедствием. Об этом я часто думал в годы, когда писал эту книгу, думаю и теперь, слушая по радио поучения некоторых китайских догматиков. Вряд ли заря новой эры будет идиллической, но мне не верится, что люди, уверенные в превосходстве своей крови, своей религии или в абсолютной правоте своего толкования того или иного учения, осмелятся от словесного расщепления своих спорных истин и чужих, столь же спорных заблуждений перейти к оружию, способному уничтожить не только все заблуждения, но и все истины.

1960-е гг.

В. Кожевников

Вадим Михайлович Кожевников (1909–1984), прозаик, журналист, в 1949–1981 гг. главный редактор московского журнала «Знамя», был в КНР в 1951 г. в составе делегации советской общественности. Результатом его поездки были многочисленные рассказы и очерки о людях нового Китая, широко публиковавшиеся в периодике и позже собранные в книгах: «В великом народном Китае» (М., 1952, «Библиотека «Огонек», № 48); «Люди нового Китая» (М., 1954), «Живой мост» (М., 1954, «Библиотека «Огонек», № 9); «Народный солдат. Китайские рассказы» (М., 1955, «Библиотека «Огонек», № 14); «Такими гордится народ» (М., 1955); «Тысяча цзиней» (М., 1955). В 1958 г. по сценарию Кожевникова и Ли Шана был поставлен советско-китайский художественный фильм «Ветер с Востока».

Из очерков и рассказов

ТАЙ ЛЮ

Я любил по вечерам, когда выпадало свободное время, бесцельно бродить по улицам старого города Пекина.

Подхваченный никогда не иссякающей рекой пешеходов, следуя ее неторопливому, семенящему течению, я добирался до самых окраин, где начинались огороды и поля, возделанные с поразительной тщательностью.

Пагоды из обветшавшего камня торчали, как зазубренные наконечники гигантских копий. Высеченные из серого скользкого мрамора изображения черепах, львов, мифических животных служили надгробиями на могилах старинных вельмож и военачальников. Жестокие деяния их прославлялись в жеманных и высокопарных стихах, написанных на поминальных таблицах, сделанных на дощечках из нетленного камфарного лавра.

И тут же брала свое начало черная стремительная лента нового шоссе. По шоссе катились сотни машин к огромным стройкам. Вдали возвышались железобетонные каркасы будущих цехов и заводских зданий. Стройки нового Китая вставали над глиняными хижинами, тесно прилипшими друг к другу.

Я немало побывал на новостройках Китая и видел много великих народных созиданий. Тем сильнее хотелось мне познакомиться с жителями глиняных лачуг, увидеть людей, чья трудная и горестная жизнь столько веков была невыносимой. Я хотел узнать, как отразились на их судьбах великие преобразования, совершаемые народом. Но каждый раз я повергал в смущение моего друга и переводчика Ли Миншэна, когда обращался к нему с просьбой сводить меня к обитателям этих трущоб. Наконец, после предупреждений о том, что в трущобах живут всякие люди, среди которых еще не проведена глубокая воспитательная работа, и некоторые из них не имеют определенных занятий и могут найтись такие, которые нарушат традиции гостеприимства, – после этих долгих предупреждений мы все-таки переступили порог первой попавшейся на нашем пути глиняной фанзы на окраине города.

Высокий, худой человек с бритой головой и глубоко запавшими глазами поднялся с кана нам навстречу. Выслушав Ли Миншэна, он движением руки предложил мне сесть на низенькую скамейку, где стоял огромный глиняный горшок, в котором, видимо, давно уже мокла кожа какого-то животного.

– Имя этого человека Тай Лю, – сказал Ли Миншэн. – Он говорит, что служил в гоминдановских войсках и воевал против коммунистов. Он просит передать вам, что если, узнав об этом, мы решим уйти, он все равно будет считать себя счастливым, потому что его дом посетил почтенный советский гость.

Несмотря на явное желание Ли Миншэна не злоупотреблять гостеприимством хозяина, я решительно уселся на скамейку и раскрыл пачку «Казбека». Но хозяин фанзы не притронулся к папиросам.

– Тай Лю просит извинения за то, что он сказал о себе не вполне точно, – сказал Ли Миншэн. – Он просит сказать, что он был не солдатом, а бандитом.

Теперь уже я встревоженно и вопросительно посмотрел на Тай Лю и вдруг увидел, как его костлявое лицо расплывается в довольную улыбку.

– Но почему он улыбается, когда говорит, что был бандитом? – спросил я с негодованием.

Но Ли Миншэн, как и всякий настоящий переводчик, умел забывать о себе и перевоплощаться в того человека, которого переводил, и он ответил мне:

– Гоминдановские солдаты были бандитами, говорит Тай Лю, поэтому он считает, что он был не солдатом, а бандитом. А улыбается он потому, что, по его мнению, когда человек говорит правду, ему от этого становится приятно, а когда человеку приятно, он должен улыбаться.