Китай у русских писателей - [115]

Один из моих спутников, переводивший мне надписи, смеясь, говорит, что приумножение рода – это, разумеется, личное дело помещика, но что касается дальнейшего приумножения богатства, то он позволяет себе усомниться, помогут ли эти заклинания хозяину дома и его потомкам. <…>

ПОХОД

Первый день похода… От села Хуан Шахэ, где мы ночевали, и до уездного городка Цюаньсянь, который к вечеру должны занять войска, тридцать километров с небольшим. Эти тридцать километров мы двигаемся под палящим солнцем, обжигающим лицо и руки. Шоссейная дорога все время поворачивает то влево, то вправо и, петляя между холмами, уходит вдаль бесконечной рыжевато-серой лентой. Она не ремонтировалась много лет; булыжник выбит целыми полосами, и люди и лошади вязнут в не подсохшей после ливня глине.

Пейзаж северной части провинции Гуанси очень красив. С обеих сторон дороги тянутся уходящие уступами вверх бесконечные рисовые поля, а справа и слева, на расстоянии километра, двух, высятся цепи зеленых холмов. За ними вдалеке видна гряда других холмов – повыше, а совсем вдали – синевато-серые цепи гор. Благодаря тому, что все эти три цепи находятся на разном расстоянии от дороги, кажется, что все они – в движении. Сопровождающая нас в пути цепь ближайших холмов перемещается по отношению к следующей, а следующая – по отношению к самой дальней.

Неподалеку от дороги, на красивых, заросших лесом склонах, через каждые пять-шесть километров попадаются старинные могилы императорских чиновников и генералов. Это обычно несколько больших арок с причудливой резьбой по замшелому старому камню; они ведут к местам погребения, а возле них, словно пасясь в высокой зеленой траве, потонув в ней по грудь, стоят, высеченные тоже из темно-серого камня, ритуальные козлы, буйволы и лошади в натуральную величину.

Кругом пустынно. На рисовых полях ни души. Над деревнями ни одного дымка. Поля брошены, крестьяне угнаны гоминдановцами.

Пейзаж, включающий в себя обработанные человеческими руками поля и возведенные человеческим трудом постройки, требует непременного присутствия человека, и когда человека все-таки нет, то такому пейзажу чего-то недостает; он становится печальным и странным для глаз.

Единственное, что оживляет его, – это армия, которая идет по дороге. Мне предстоит двигаться с нею еще несколько дней, но я хочу описать это зрелище сейчас, чтобы оно запечатлелось в памяти читателя и стояло, вернее – проходило перед его глазами, по мере течения рассказа.

По дороге, растянувшись на много километров, идет дивизия. Это десять с лишним тысяч людей, масса вооружения, боеприпасов, продовольствия.

Уже позже, на третий или четвертый день похода, присев перед ночлегом на сваленные у стены придорожного домика вьюки, я слушал продолжавшееся и в ночной темноте движение шедшей по дороге армии. Перекликались солдаты, полязгивало оружие, цокали копытами о булыжник лошади. Но среди всех этих привычных звуков не хватало какого-то, самого знакомого и самого привычного.

И вдруг я сообразил: не хватало шума колес, даже не шелестящего шума шин, а просто погромыхивания обитых железом тележных колес.

Я говорю здесь об этом потому, что для верного представления о походе на Гуйлинь нужно прежде всего забыть, что на свете существуют повозки, двуколки, вообще колеса. Колес нет. По дороге движутся только люди, пешие и верховые, и вьючные лошади и мулы.

Верховых мало. Иногда вдоль колонны проскачет ординарец с поручением. Командиры батальонов и полков, не говоря уже, конечно, о командирах рот, идут пешком вместе с солдатами. Вьючных лошадей и мулов тоже не особенно много: на них возят горные пушки, минометы крупного калибра, наиболее громоздкую часть саперного снаряжения, некоторые средства связи, главным образом тяжелые мотки телефонного провода, ящики со снарядами, иногда большие кухонные котлы.

Все остальное солдаты несут на себе: пулеметы – средние и легкие, минометы, основную часть саперного снаряжения, ранцы, телефонное оборудование, котлы для варки пищи, ящики с патронами, запас мин. Мины привязывают к концам палок, по четыре штуки, и палку несут как винтовку, держа на плече.

Продовольствие носят так, как обычно делают это китайские крестьяне, – положив на плечо бамбуковое коромысло с грузом, подвязанным к обоим концам его, а тяжелую ношу – свиную тушу или кухонный котел – несут вдвоем, укрепив груз посредине коромысла и идя друг за другом.

Те пехотинцы, которым не приходится нести пулеметы, минометы или какое-нибудь специальное имущество, тоже достаточно тяжело нагружены: у каждого винтовка или автомат, большой запас патронов – туго набитый ими матерчатый пояс, ранец с ватным одеялом, кружка, фляжка, мешок, наполненный рисом, и ватник – в такую жару он обычно или засунут сзади за ранец, или даже наброшен на ствол винтовки.

Через каждые два-три километра, а то и на каждом километре, непременно попадается взорванный или сожженный гоминдановцами мост, и весь солдатский поток по откосу сползает с шоссе, по камням или переброшенным с берега на берег доскам перебирается через ручей или речку и потом снова по откосу выползает на шоссе. <…>