Китай - [46]

– Они меня боятся. А ты думаешь, что это сделала я?

Мэйлин вспомнила выражение лица свекрови, когда та укачивала малышку.

– Нет, Матушка.

– Хорошо, – кивнула свекровь. – Я этого не делала.

Это должен был быть конец истории.

Однако на следующую ночь Мэйлин внезапно проснулась и так резко села в постели, что разбудила Младшего Сына.

– Что такое? – пробормотал он.

– Мне приснился кошмар. Просто ужас!

– Расскажи.

– У меня родился ребенок, но не мальчик, а девочка. – Она смотрела в отчаянии прямо перед собой. – А потом Матушка взяла его и… – Она прижала руки к животу, словно могла защитить ребенка в своем чреве. – Взяла и убила.

– Она ни за что бы так не сделала. Ты же знаешь.

– Да, знаю. – Мэйлин покачала головой.

Но на самом деле она не знала. В этом-то вся проблема.

– Людям снятся кошмары, – сказал Младший Сын. – Зачастую это просто самое ужасное, что они могут представить. Это естественно. Но кошмар не становится от этого реальностью.

– Все в деревне думают…

– Я знаю. Это глупо. Они просто боятся ее.

– И я тоже.

Младший Сын обнял ее за плечи:

– Я не позволю, чтобы с нашим ребенком что-нибудь случилось. Обещаю. А теперь ложись-ка спать.

Но ей было не уснуть.

Макао

Июнь 1839 года

У Рида в Макао была женщина. Иными словами, он снимал у нее комнату и был единственным квартирантом. Ее муж, голландский капитан, умер много лет назад.

Рид нашел жилье почти сразу же по прибытии. Через некоторое время съездил вверх по побережью с Макбрайдом и Трейдером, затем вернулся к вдове и снова уехал, чтобы отправиться в Кантон. Конечно, он не ожидал, что так долго будет заперт в Кантоне, но вдова не принимала других постояльцев, и комната ждала Рида, когда он вернулся.

Незадолго до отъезда Рида в Кантон благонамеренный, но излишне любопытный член здешней общины подошел к нему на улице и заявил, что неприлично открыто жить в грехе с местной жительницей. Мгновение спустя он пожалел о своих словах.

Рид повернулся к нему и достаточно громко, чтобы его могли услышать другие прохожие, заявил:

– Вы предлагаете, сэр, честную вдову, которая, чтобы сводить концы с концами, сдает комнату респектабельному человеку, обвинить в непристойности? Вы так говорите о каждой домовладелице, сдающей жилье?

– Нет, конечно, сэр, – возразил джентльмен, – но вы ее единственный постоялец, и вы должны согласиться…

– Я ничего вам не должен, сэр! Если бы у нее было шесть жильцов, вы бы ходили по городу и распускали слухи, что она блудит сразу с шестерыми?

– Ни в коем случае…

– Знаете ли вы о законах, карающих за клевету, сэр? Должен ли я обратиться в суд, дабы защитить имя невинной женщины? Или отхлестать вас прямо здесь?! – яростно крикнул Рид.

Добропорядочный джентльмен поспешил прочь, а весь Макао еще час смеялся. Больше Рида никто не беспокоил по поводу его квартирной хозяйки.

Трейдер услышал эту историю от Талли в тот самый день, когда они прибыли на остров.

– В Кантоне вы и словом не обмолвились, что у вас тут женщина, – сказал Трейдер на следующее утро Риду.

– Трейдер, приличный человек никому не рассказывает о своих женщинах. – Рид сурово посмотрел на него. – Женщина должна верить, что мужчина не станет болтать лишнего. – Затем он улыбнулся. – Найдите себе хорошую женщину. Это то, что вам нужно.

На португальском острове в Южно-Китайском море царила средиземноморская атмосфера: скромные холмы Макао усеивали крошечные старинные форты, скорее живописные, чем угрожающие.

Это место знало славные дни. Два с половиной века назад, в расцвет династии Мин, еще до того, как в Риме возвели великолепный собор Святого Петра, иезуиты построили прекрасный каменный храм Святого Павла на вершине холма в самом сердце Макао, чтобы провозгласить могущество католической веры даже в Азии. Его видно было с расстояния двадцати миль, как и иезуитский форт с пушкой, расположенный на холме.

Но слава Макао канула в Лету. Совсем недавно огромная церковь сгорела, уцелел лишь южный фасад, теперь одиноко стоящий на вершине холма, словно огромная театральная декорация, и сияющий на рассвете и в лучах заходящего солнца, но тем не менее он бездействовал.

Джону Трейдеру нравился Макао. Квартира, где он обосновался с Талли, находилась в переулке, сразу за авенидой де Прайя-Гранде, изгибавшейся вдоль широкой бухты. В первый день он гулял с Талли по набережной. Вереница прелестных домиков, в основном оштукатуренных в португальском стиле – одни белые, другие выкрашенные в яркие тона, в красный, зеленый или синий, – весело смотрела на вымощенную камнем улицу, волнорез, каменистый пляж, на джонки с квадратными парусами, бороздящие мелководье, и на мачты изящных европейских кораблей, стоящих на якоре, а вокруг пахло морской солью и водорослями.

– Я счастлив, что мы сняли квартиру здесь, – объяснил Талли. – Можно каждый день гулять по набережной без необходимости пыхтеть и карабкаться по холмам.

Над набережной, на склонах, португальские улицы уступили место оштукатуренным виллам и британским колониальным резиденциям.

Макао по-прежнему называли островом, хотя в наши дни узкая песчаная коса соединяла его с материком. Это был международный порт, но, поскольку гавани требовали углубления дна, здесь могли плавать только мелкие местные джонки, а европейские суда обычно ставили якорь в более глубоких водах – на рейде.