Китай: краткая история культуры - [9]

и прервать их может только уничтожение всего клана. Именно этот страх последней и непоправимой катастрофы, уничтожения клана и превращения духов предков в нищих демонов был, да и по-прежнему остается для большинства китайцев главным стимулом продолжения мужской линии, самой глубокой причиной, по которой сыновья ценятся больше всех других благословений. Они не только продолжают нить жизни, но и, так как лишь они могут совершать жертвоприношения, просто необходимы для спокойного сна и счастья духов предков. В древнюю и феодальную эпоху послание предкам было культом знатных кланов. Крестьяне, отличавшиеся от аристократии и жизнью, и свадебными обычаями, не принимали в нем участия. Крестьяне не были включены в клановую систему, у них не было фамилии, не было родословной, и поэтому они не могли участвовать в поклонении предкам. К тому же они не владели землей. Они были слугами, обрабатывавшими землю по приказу и по указанию своих хозяев. Они жили группами в деревнях в холодные и морозные зимы и в хижинах, построенных среди полей, в летние месяцы, когда можно было заниматься сельским хозяйством. В каждой деревне из двадцати пяти семей был местный бог плодородия Шэ, но, пожалуй, это единственное, в чем крестьяне соприкасались с данной религиозной системой. Их свадебные обряды очень сильно отличались от обрядов знати. Когда женились знатные, что сопровождалось грандиозными и тщательно продуманными ритуалами и церемониями, дочь из аристократического клана после замужества становилась связанной с ритуалами в храме предков ее мужа. У крестьян же каждой весной происходил праздник, где юноши и девушки из соседних деревень встречались достаточно свободно, а формальная свадьба происходила осенью, если у девушки был ребенок. Явное свидетельство таких обрядов, сохранившееся в "Одах", позднее весьма озадачивало конфуцианских ученых и давало повод к весьма оригинальным концепциям и объяснениям. Крестьяне, хотя они и не могли сами совершать жертвоприношения, не были, тем не менее, исключены из обращенных к божествам молитв. Аристократы были в такой же степени жрецами, как и правителями и знатью. Они, начиная с Сына Неба и вплоть до начальников уездов и глав ведомств, должны были совершать жертвоприношения, и не только для собственного благополучия, но и чтобы обеспечивать космическую гармонию, приносящую благо всем живущим. Возможно, именно этот взгляд не позволил вырасти особому классу "чистых" жрецов в древнем китайском обществе, хотя и существовала достаточно большая прослойка людей знатного происхождения, которые прекрасно разбирались в молитвах и гимнах, исполнявшихся при совершении жертвоприношений. Эти жрецы, сами не совершавшие жертвоприношения, но участвовавшие в них в качестве молящихся жрецов, составляли своеобразные "коллегии", каждая из которых специализировалась лишь на одном виде жертвоприношения. Жрецы жертвоприношений Небу, совершавшихся правящим домом, не принимали участия в поклонении Хоу-ту или Хоу-цзи. Их глубокое знание ритуалов и молитв не давало им никакой мистической власти. Правитель, или принц, который один имел право исполнять самые высокие обряды, был подлинным жрецом, ибо только он обладал магическими качествами, необходимыми, чтобы жертвоприношение оказалось действенным. Молитвы "профессионального" жреца служили ему лишь подспорьем. Гораздо более значительными и влиятельными фигурами были гадатели, также занимавшиеся лишь этим ремеслом и передававшие искусство от отца к сыну. Они могли интерпретировать трещины, возникшие на панцире черепахи после нагревания, и их услуги были всегда востребованы, ибо гадание практиковалось постоянно. Тем не менее, ни священнослужители, ни гадатели никогда не достигали той степени сплоченности и власти, которая была характерна для древних цивилизаций Ближнего Востока. Они не имели своих жизненных правил, не обязаны были давать обет безбрачия и с течением времени все более и более сливались с собственно аристократией. Однако существовал еще один класс священнослужителей, или, строго говоря, колдунов, "у", которыми были и мужчины, и женщины, игравший совсем иную, нежели гадатели или жрецы культов аристократии, роль. Колдуны в действительности были медиумами, теми, кто обладал или заявлял, что обладает психическими силами. Когда после искусно подготовленного танца, сопровождавшегося музыкой и барабанным боем, колдун или, чаще, колдунья погружались в транс, божество, а иногда и дух предков, входили в ее тело и говорили ее устами. "У", будучи привязанными к людям своим искусством, были разного происхождения, но почти никогда не принадлежали к знатным кланам. Действительно, отчасти именно поэтому колдуны утратили влияние среди аристократии в конце периода феодализма и постепенно стали "жрецами" низших классов. Со временем аристократические культы становились все более утонченными и изысканными, фиглярство и грубая музыка "у" стала считаться неподобающей, и колдуны постепенно перестали участвовать в этих ритуалах. Они оставались весьма могущественными и популярными в народе, а в эпоху империи, после утверждения конфуцианства в качестве этической доктрины, управляющей государственными и родовыми культами, колдовство полностью ушло из этих ритуалов, и "у" нашли в набиравшем силу даосизме, который сам по себе превратился из философии в культ, обширные возможности для своего искусства. Поклонение предкам и культы богов земли и зерна были тесно связаны в феодальную эпоху, но причина такого родства не особенно ясна из древних текстов. И то и другое было аристократическими культами, основанными на землевладении. Ко времени, когда были написаны первые дошедшие до нас книги, к V веку до н. э., то есть к середине чжоуского периода, эти культы были уже очень древними и претерпели изменения, почти полностью скрывшие их первоначальный смысл. Уже в эпоху Шан, как свидетельствуют находки в Иньсюй, поклонение предкам превратилось в весьма тщательно разработанный ритуал, вобравший в себя гадание и идеи о бессмертии души. К счастью, слова, связанные с религией, в шанский период продолжали записываться более примитивными иероглифами, чем другие. Без сомнения, эти символы приобрели некую сакральность, приписываемую обозначаемым им вещам, и не могли быть легко изменены или усовершенствованы. Изучение этих письмен позволяет предположить, что в ранние времена поклонение предкам было связано с культом плодородия, первостепенной направленностью которого было увековечивание самой семьи. Недавние работы синологов по палеографии древних надписей на бронзе и гадательных костях показали, что в самые давние времена иероглифы, ныне различающиеся "ключами", то есть частями, обозначающими общий смысл, писались без этих добавлений, и поэтому многие слова, различающиеся сегодня на письме, в древности обозначались одним и тем же иероглифом. Профессор Калгрен показал огромную значимость этого факта для понимания идей, составлявших древнюю основу поклонения предкам. Он доказал, что иероглиф, который сегодня имеет значение "предок", писался без более позднего ключа и что на гадательных костях и бронзе этот иероглиф предстает в форме, весьма ясно изображающей фаллос. Существует и другое сходное свидетельство, которое показывает, что сегодняшние поминальные таблички предков были ранее примитивным символом фаллоса и что у истоков поклонения предкам лежит фаллический культ, культ плодовитости, широко распространенный у примитивных народов. Далее, сходные факты показывают, что иероглиф, обозначающий Шэ, божество земли, первоначально писался без ключа и в своем древнем примитивном виде также являл собой фаллический символ. Здесь, таким образом, существует реальная и фундаментальная связь между культом божества земли и поклонением предкам, места для молитв которым находились соответственно к западу и востоку от ворот дворца правителя. Оба культа развились из самой ранней религии человечества, культа плодовитости, который охранял потомство предков и плоды полей. Ко времени чжоуских ванов, когда были записаны древние легенды и стихи, происхождение этих слов было уже давно забыто. Авторы старых текстов действительно упоминают некоторые случаи, подтверждающие тесную взаимосвязь с фаллическим культом, но только для того, чтобы заклеймить их как порочную практику развращенных правителей. Усилиями конфуцианских ученых эти осуждения были усилены и использованы в качестве основы новой морали. Существует множество свидетельств, показывающих, что в раннефеодальный период сексуальное табу отнюдь не было столь строгим, на самом деле оно скорее всего совсем не было похоже на систему уединения женщин, которая стала преобладать позднее. В "Цзо чжуань" приводятся многие примеры свободных отношений между мужчиной и женщиной, и даже кровосмешения, которое не скрывалось. Министр царства Ци, как сообщают нам, имел большой гарем и свободно позволял своим гостям входить в женские апартаменты. В итоге он "имел сто сыновей" и был не слишком обеспокоен их происхождением. Сам Шунь, совершенномудрый, взял в жены двух дочерей Яо, что считалось преступлением в феодальную эпоху. Все это — не единственные свидетельства медленных, но глубоких изменений в сексуальной морали древних китайцев. "Оды", собрание древних стихов и обрядовых гимнов, один из древнейших и наименее подвергшийся правке текст китайской литературы, содержит много стихов, откровенно распутных. Благочестивые конфуцианские комментаторы усиленно пытались объяснить эти песни как сатиру на безобразное поведение правителей или как осуждение испорченности жизни в период упадка. Однако, не может быть никаких сомнений, что такие стихи, как эта ода царства Чжэн, представляют собой древние песни и лишены какого-либо сатирического содержания: По степи стелется трава, Полная росы тяжелой. С добрым юношей С ясными глазами и прекрасными бровями Я встретилась случайно, И страсть моя была утолена. По степи стелется трава, Намокшая от тяжелой росы. С добрым юношей С ясными глазами и прекрасным лбом Я встретилась