Китай. Искусство есть палочками - [80]

— Вот видите. Восемнадцать часов!

Ее губы растянулись в самодовольной улыбке.

— Но вы пропустили целых двенадцать часов! — Я постучала по столбику «3 декабря».

Девушка смешалась. Как я не понимаю такие простые вещи? Она срочно сделала еще пару звонков и снова протянула мне трубку.

— Да, есть другой поезд, — сообщил мне бесплотный голос. — Идет восемнадцать часов.

Ура!

— Отправляется в два часа ночи, а прибывает в два часа ночи на следующий день.

— Но это не восемнадцать часов! — я почти орала. — Это двадцать четыре. В сутках двадцать четыре часа!!!

Повисло молчание, после чего в трубке вздохнули:

— Ну… Я не знаю.

Плоская дамочка с видом мученицы отняла у меня трубку и снова набрала какой-то номер. Ее мужеству оставалось только позавидовать. Девушка упорно не хотела сдаваться. М-да, ей бы в разведку. Такая и под пытками не расколется.

А вот я в разведку явно не годилась. У меня не такие крепкие нервы. Внезапно для самой себя я зажала руками уши и начала скулить, издавая такие же звуки, как щенки в автобусе. Но хуже всего, что я начала сомневаться: а действительно ли в сутках двадцать четыре часа? Почему все соглашаются с этой девушкой? Да, я устала. Может, я ошибаюсь? Хотя есть вероятность, что я просто участница какого-то дикого психологического эксперимента. Может быть, левое крыло китайского правительства притаилось за фальшивой стеной с камерами, чтобы зафиксировать, как уставшая европейка перенесет промывание мозгов и удастся ли убедить ее в том, что в сутках всего двенадцать часов. Возможно, потом методику применят к тем, кто до сих пор осуждает события на площади Тяньаньмэнь. Внезапно пытка прекратилась. Девушка передумала.

— Знаете, — сказала она, вешая трубку, — а ведь вы правы, поезд до Гуйлиня идет тридцать часов.

К этому моменту логика уже оставила меня. Сейчас-то я понимаю, что тогда мне предлагали тридцать часов ничего не делать, просто лежать и читать книжки. Не так уж и плохо. Но в тот момент перспектива ехать тридцать часов «радовала» примерно так же, как необходимость на одной ножке допрыгать до Северного полюса или вплавь обогнуть земной шар. С тем же успехом можно было убеждать Ван Гога, что он симпатично выглядит с отрезанным ухом, или Мао, что нормальный цвет зубов — зеленый. Внезапно я решила, что не поеду в Гуйлинь, а лучше отправлюсь в Гуйян, административный центр провинции Гуйчжоу, это на полпути до Гуйлиня. Я прочла в путеводителе, что оттуда каждое утро отправляется поезд, на котором до Гуйлиня можно добраться за четыре часа, то есть я могу приехать в среду, а не ночью в четверг. В глубине души я понимала: что-то тут не так, слишком уж велики расстояния, и в путеводитель, скорее всего, закралась ошибка. Увы, рациональная часть мозга после спора с плоской девушкой отключилась.

В Гуйян я поехала в спальном вагоне. Впервые за все время пребывания в Китае я позволила себе путешествовать с таким комфортом. Все, с кем мне доводилось обсуждать китайские поезда, говорили, что спальный вагон не стоит таких денег, какие просят за билет. В нем обычно полно разжиревших китайских бизнесменов, и одинокой молодой женщине не пристало путешествовать с подобными созданиями в одном купе с запирающимися дверьми, но сегодня в моем взгляде горела такая жажда крови, что никто не осмелился бы ко мне сунуться.

В любом случае я вскоре пришла к выводу, что те, кто советовал плацкарт, совершенно неправы. Несмотря на то, что купейные вагоны называют в Китае «мягкими», полки здесь не намного мягче, но зато есть два плюса, за которые вполне можно и доплатить. Во-первых, в купе тихо. Никто не всасывает с шумом лапшу, не сморкается, дети не бегают по проходу, никто не играет в карты.

Во-вторых, у меня есть личный выключатель, а это значит, что можно по настроению почитать книжку, а вот просыпаться в пять утра, когда включается освещение в вагоне, совсем не обязательно. Правда, в каждом купе было назойливое радио, из которого раздавались звуки народной музыки и какие-то информационные сообщения. К счастью, я их не понимала.

В моем купе ехали трое мужчин. Они переоделись ко сну, натянув длинные панталоны и футболки, потом расселись, растопырив ноги и разложив на коленках огромные животы, похожие на старые подушки. Китаец на верхней полке напротив меня щеголял в семейных трусах с длинной прорехой, которая, видимо, позволяла ходить в туалет, не снимая белья, хоть по большой нужде, хоть по малой, и мой сосед периодически чесал зад, засовывая руку в прореху. Я закрыла глаза и выключила лампочку.

В Гуйян мы прибыли в восемь утра. В надежде успеть на экспресс до Гуйлиня я сразу же помчалась в билетную кассу и встала в очередь. Хотя здесь больше подошло бы слово «потасовка». Толпа напирала на окошко кассы. Десять человек разом пытались просунуть туда руку с деньгами. Я бы поучаствовала в общем веселье, но не знала, сколько денег совать. Боже, мне всего лишь надо задать вопрос. Когда следующий поезд до Гуйлиня и сколько времени он идет? Я внедрилась в толпу, с разговорником в одной руке и деньгами в другой. В какой-то момент я качнулась и ударила рюкзаком по башке пару любителей лезть без очереди. Поднялся страшный переполох. Человек двадцать разъяренных китайцев принялись хором орать на меня, но я стойко преграждала им путь. В результате к тому моменту, как я добралась до окошка, возле билетной кассы начались народные волнения.