Китай и китайцы. Привычки. Загадки. Нюансы - [53]

Джинсы, яркая шелковая рубашка и платок, небрежно повязанный на шее, свидетельствовали о том, что передо мной – творческая личность.

– Позвольте представиться – Чэнь Цичжи, музыкант. Играю как на цитре, так и на фортепиано.

– Не очень давно, – представившись, в свою очередь, ответил я. – Мой метод прост – каждый раз я заказываю что-то доселе не пробованное.

– Превосходно! – улыбнулся Чэнь Цичжи. – Для вас еда не просто прием пищи, это еще и лотерея, и открытие!

– Пожалуй, что так, – ответил я, радуясь возможности пообщаться с китайцем. – А что бы вы мне посоветовали, уважаемый Чэнь?

– Оставить в желудке немного места для вот этого блюда. – Чэнь постучал пальцем по одной их строк меню. Вроде бы ничего особенного – баклажаны, фасоль, черный гриб, но местный повар умеет из простых продуктов сделать…

Он повертел правой рукой с зажатыми в ней палочками в воздухе, подыскивая подходящее слово.

– Шедевр? – подсказал я.

– Да-да, именно – шедевр! – обрадовался Чэнь.

– Я непременно попробую это блюдо, – пообещал я. – Спасибо за совет.

– Поскольку вы иностранец, вашим словам можно верить, – ответил Чэнь, продолжая улыбаться.

– Может быть, я неправильно понял ваши слова? – переспросил я, донельзя удивившись.

– Нет, уважаемый Дэн, вы поняли меня совершенно верно. Я сказал, что поскольку вы иностранец, то вам можно верить, имея в виду, что вы действительно последуете моей рекомендации, а не отмахнетесь от нее. Вот если бы вы были китайцем, у которого на языке одно, а в мыслях – совершенно другое, то я бы не отнесся к вашим словам с доверием.

Официантка принесла мой заказ. Я указал на блюдо, рекомендованное мне соседом. Официантка исчезла.

Развернув обернутые в салфетку палочки для еды, я, прежде чем начать есть, все же спросил у соседа.

– Судя по имени, вы тоже китаец? Но почему же…

– Я китаец, – не дал мне договорить Чэнь. – Но я не… не лицемер. Я не собираюсь кривить душой и превозносить собственный народ до небес, если знаю, что у него полно недостатков.

– И каких же? – поинтересовался я, приступая к еде.

– Если это не испортит вам аппетита...

Я отрицательно помотал головой, так как уже успел набить себе рот едой.

– Прежде всего, китайцы неискренни, – начал Чэнь, не переставая при этом управляться со своим обедом. – Они постоянно вынуждены выпытывать мысли окружающих, в том числе и своих близких, и при этом стараются как можно лучше скрывать свои. Традиции, черт бы их побрал! Из-за этих традиций мы погрязли в пустословии и лжи! Наши традиции разобщают нас!

Поймав мой недоверчивый взгляд, он несколько раз кивнул.

– Да – разобщают. Увы, но мои соотечественники ведут себя, как пауки в банке. Есть у нас такая поговорка: «Один японец подобен свинье, но три японца подобны дракону». Китаец же подобен дракону лишь в отдельности, и только на словах. Три китайца – это уже не дракон, а нечто жалкое. Проблема в том, что китайцы просто не осознают важности сотрудничества, привыкая с самого детства по поводу и без разглагольствовать о единстве нации! Китай – это одна огромная банка с пауками!

Чэнь сделал паузу, чтобы отхлебнуть пива из запотевшей бутылки, стоявшей на столе перед ним.

– Вы не преувеличиваете? – мягко уточнил я.

– Нисколько! – потряс головой мой сотрапезник. Даже преуменьшаю немного. О, мы говорим: «В разбитой посуде пищи не приготовить» – но на самом деле… И к тому же мы никогда не признаем своих ошибок! Чуть что, мы начинаем вопить: «О, наша великая держава!», «О, наша древнейшая культура!», «О, дух нации!». А на деле этот дух нации смердит так, что и представить себе невозможно! А насколько мы неуравновешенны! Только и можем болтать о «золотой середине», но нас всегда заносит в крайности, достаточно вспомнить «культурную революцию» Мао.

Мне принесли большую миску с овощами, рекомендованными Чэнем. Пахло от них весьма соблазнительно.

– Когда мне говорят: «Мы, китайцы, лучшие из лучших!» – я всегда задаю встречные вопросы: «Почему же тогда мы живем так плохо? Почему же тогда мы по уши увязаем в дерьме в прямом смысле этого слова? В чем причина? Не лучше ли для начала ликвидировать повсеместно грязь и беспорядок, а потом уже нахваливать себя?» И знаете, кто виноват в наших бедах?

Я покачал головой.

– Наша культура! Поросшее мхом от древности конфуцианство! Со времен Конфуция мы не умеем думать и делать выводы, мы не приучены иметь собственную точку зрения, мы только и знаем, что разъясняем друг другу учение Конфуция. Изо дня в день, из года в год, из века в век китайцы боялись думать, а теперь нация расплачивается за это недостатком интеллекта! Мертвая культура превратила китайцев в то, что вы видите вокруг себя!

Чэнь обвел зал ресторана рукой. Я машинально огляделся, чтобы увидеть множество людей, шумно, с огромным аппетитом поглощавших свой обед и запивавших его пивом или чаем.

– Почему китайцы так громко разговаривают?

Чэнь не был исключением из этого правила, иначе бы я его просто не слышал.

– Да потому, что, во-первых, им неведомо чувство меры, а во-вторых, у нас принято считать, что чем сильнее и выше голос, тем значимее говорящий и тем убедительнее его доводы! Кстати, здесь еще тихо, послушали бы вы, что творится в гуандунских харчевнях, да и в прочих местах! Вам доводилось бывать в Гуандуне?