Киров - [88]

. У нас есть оружие, и я намерен использовать его наилучшим образом.

— Любое оружие, товарищ капитан? — серьезно спросил Орлов, понимая, о чем говорит Карпов.

— Если это будет необходимо, — ответил капитан. — Но пока давайте займемся насущными вопросами и решим проблему с Королевским флотом. Если мы останемся на этом курсе, мы должны помешать им нас преследовать. Помните, что этот курс задал кораблю адмирал. Это его ответственность. Я лишь хочу убедиться, что мы доберемся до цели в целости и сохранности. Вы со мной?

Орлов заколебался, совсем чуть-чуть. Он обратил внимание на то, как Карпов одновременно говорит о великих людях и одновременно перекладывает ответственность за свои действия на адмирала. В этом он не мог согласиться с Карповым. Что до него, он всегда был готов набить морду любому, кто был с ним не согласен. Однако существовали определенные ограничения. Насколько далеко был готов зайти капитан?

— Хорошо, — сказал он наконец. — Но помните, товарищ капитан. Вам придется расхлебывать кашу, которую вы завариваете. И не только вам. На корабле еще более семи сотен человек.

Часть восьмая Человек войны [90]

…Такому человеку, как плацмайор, надо было везде кого-нибудь придавить, что-нибудь отнять, кого-нибудь лишить права – одним словом, где-нибудь произвести распорядок…

Федор Михайлович Достоевский, «Записки из Мёртвого дома»

Глава 22

Карпов стоял на мостике корабля, в показательной готовности, но напоминал туго напряженную пружину, вот-вот готовую распрямиться. Он обдумывал ситуацию достаточно долго. Если он намеревался достигнуть цели, которую определил для себя в уме, первый шаг был совершенно необходим. Это не был вопрос моральных соображений, ни в коем виде. Он также не собирался заморачиваться по поводу бесполезных спекуляций Федорова о каждом снаряде зенитных пушек и о людях, которых они разрывали на части, словно это была не более чем гнусная жижа в сточной канаве.

Эти соображения не фигурировали в замысловатой работе, которую его разум вел в настоящий момент. Сейчас он был капитаном военного корабля, и рассматривал ситуацию с точки зрения тактики и стратегии. Он знал, где находился враг, и какими силами он располагал. Он мог видеть противника на экранах радаров Роденко. Луч сканирования проходил по круглому экрану снова и снова, словно стрелка часов, отображая позицию, курс и скорость британских кораблей. Он видел, как корабли британского флота метрополии упорно приближались с одной стороны, стремясь перекрыть выход из Датского пролива. С другой стороны на него надвигалась получившее предупреждение, но упрямо следовавшее за ним соединение авианосцев, намеревавшееся неотступно следовать за ним, держать в отдалении, и перекрыть любую возможность отхода обратным маршрутом. Словно двое встретились в тесном переулке, не давая друг другу пройти. Кто отступит первым?

Враг выполнял хорошо отработанный план действий, направляя корабли британского королевского военно-морского флота на перехват и уничтожение его корабля. Они получили по зубам в начале 1940 в охоте на «Графа Шпее», но сделали выводы и исправили ошибки, сделанные в охоте за «Адмиралом Шеером». После этого они не дали «Шарнхорсту» и «Гнейзенау» нанести существенный урон и в конечном итоге заперли их во французском порту, подвергаемом постоянным ночным авианалетам. Затем, когда немцы вывели в море самого грозного бойца, «Бисмарк», Королевский флот отточил свои навыки до уровня искусства, действуя, словно хорошо смазанный механизм.

Однако «Киров» был чем-то совсем иным. Да, этот корабль был рукотворным чудом, железной акулой, гладкой, быстрой и смертоносной. Противник даже не понимал всех его возможностей, но вскоре им предстояло узнать гораздо больше, чем они могли надеяться узнать. Англичане создавали свои корабли как машины войны, для выслеживания и уничтожения врага, они бы не колебались ни минуты, обрушивая на него свои бомбы, снаряды и торпеды, и он будет столь же бессердечен. Это был не просто военный корабль, это сейчас была сама судьба, и Карпов стоял у ее штурвала, продумывая то, как будет ею распоряжаться.

В войне была какая-то странная взаимность, подумал он. Словно ход часов – одна сторона говорила «тик», вторая – «так». За одним ударом барабана следовал другой в неизбежном каскаде эскалации конфликта, заканчивавшегося вспышкой насилия самого высокого порядка, контролируемой ярости и приведения в действие отточенных инструментов войны. Как там говорил доктор Золкин? Ракеты были бессмысленными, они не имели никаких мыслей и чувств, они просто делали свое дело. Простые механизмы, сигнал и реакция, причина и следствие. Но война была чем-то большим, чем механизмы, которые ей служили, и именно человек приводил их в движение. Почему они были здесь, на борту «Кирова», почему англичане бросились в это холодные серые воды, вспенивая их носами кораблей, силясь догнать их?

«Киров» едва появился здесь, и в течение нескольких часов стал объектом военного интереса, сразу был воспринят не более чем как угроза. Корабль вышел на связь первым путем жалостных запросов Николина, призывающего другую сторону назваться. Но у противника было иное понимание. И оно привело к другому, тик-так, око за око, действие-реакция, причина-следствие. Это был ритм войны, который редко приводил к чему-то иному.