Киров - [121]
— На корабле?
— Ну а где же? И ты должен понимать, что здесь очень мало людей, смотрящих на мир собственными глазами.
Вольский помолчал какое-то время. Его лицо приобрело болезненное выражение, брови нахмурились, а взгляд устремился куда-то вдаль, словно он рассматривал что-то в далеком уголке своего ума.
— Я старею, Дмитрий, — угрюмо сказал он. — Я надеялся дожить свои последние годы дома, с внуками и красивым садом. А теперь я здесь, у меня на плечах лежит судьба мира, а того, что я считал домом, больше даже не существует, как ты только что сказал. И это понимает умом или душой каждый на этом корабле, а более молодые люди более деятельны. Они видят впереди возможность что-то изменить, чего-то добиться, а не найти покой и легкость. Они еще не жили достаточно, и они добиваются своего. А я? Я устал. Я хочу расположиться под пальмой с бокалом хорошего вина и почитать книгу. И тем не менее, я не думаю, что кто-либо из нас найдет твой остров с горячими полинезийками. Все приближается к точке кипения. Мы не можем просто плыть и стрелять в любой корабль, оказавшийся рядом с нами. В какой-то момент нужно будет принимать решение. И оно должно будет быть принято.
— Какое решение, Леонид? Что ты намерен делать?
— Иди в залив Арджентия на подписание Атлантической Хартии. Возможно, я смогу обеспечить варенье и мед и для России.
— Но как? Как ты собираешься пойти туда сам и высказать свое мнение Черчиллю и Рузвельту после всего, что сделал Карпов?
— Я все решил. Сталина туда не приглашали, но все они прибыли со своими генералами и адмиралами. Я гранд-адмирал Российского Северного флота. Ты сам сказал это.
— Да, я так сказал, но сможешь ли ты сказать это Черчиллю и Рузвельту? Это рискованно, Леонид. Допустим, ты сможешь убедить их в том, кто мы и что мы и откуда мы появились. Допустим, они поверят во все это. Разве тогда они не увидят в тебе ценное средство?
— Конечно. Я на это и рассчитываю.
— Но подумай… Если бы в наши дни шла война, а тут появился человек, который знает все, что должно будет случиться, каждый бой, каждую ошибку. Ты бы не попытался оставить его при себе?
— Думаешь, они попытаются захватить меня?
— Думаю, тебе стоит рассмотреть ситуацию, когда тебе будет нелегко вновь обрести свободу.
Адмирал обдумал это и кивнул.
— Я понял это некоторое время назад, — признал он. — Но хотел узнать, что думаешь об этом ты, и полагаю, что ты прав. Нанести визит Рузвельту и Черчиллю было бы заманчиво, даже интересно. Но в высшей степени неразумно. Я думал об этом долго, возможно, даже слишком долго.
— Не поэтому ли ты позволил вести корабль этим курсом? — продолжил сеять сомнения Золкин. — Ты думал об участии в этой встрече? Боюсь, что у Карпова другие планы. Попомни мои слова, он намерен показать силу, и если союзники ответят, он встретит огонь и только огонь. Так что, старик, если ты намерен когда-либо еще почитать под пальмой, лучше бы тебе оказаться на мостике. Я подтвержу, что ты здоров и дееспособен. Сейчас вахта Орлова. Карпов рыщет где-то внизу, но думаю, тебе стоит оказаться там как можно скорее.
Вольский вздохнул.
— Полагаю, ты прав. Я ощущаю себя намного лучше. Спасибо, Дмитрий.
— И, товарищ адмирал… Если вам потребуется союзник, вы можете рассчитывать на меня. Я не шутил, когда говорил Карпову, что это мое дело – определять здоровье любого человека на борту, будь то здоровье физическое или психическое. Если Карпов станет проблемой…
Вольский снова кивнул.
— Будем надеяться, что не станет, — тихо сказал он.
Холодное серое море продолжало набухать, а с ним назревали и проблемы. Роденко отправил Ка-40 для слежения за группой американских кораблей, приближающейся с юга. Они повернули на юго-запад на курс 230 градусов, который позволил бы им обогнуть Ньюфаундленд. Орлов, следуя указаниям Карпова, следовал параллельным курсом севернее. Ранее они обнаружили одиночный самолет вблизи Ньюфаундленда, но Орлов приказал отпустить его. Он не хотел объявлять боевую тревогу и сбивать самолет при помощи ЗРК. Кроме того, не нужно было давать адмиралу поводов вернуться на мостик.
Когда Карпов вернулся, Орлов сдал вахту с удовлетворением. Ему нравилось быть вторым, и он не был слишком уверен в себе в части тактики и боевых действий на море. Если что-то случилось бы, он мог бы полагаться на Самсонова, но Карпов не был капитаном просто так. Он знал, куда какой курс занять, куда стрелять и как быстро двигаться.
Карпов оценил ситуацию и скомандовал увеличить ход до тридцати узлов. Его сердце колотилось в такт машинам корабля. Как скоро Вольский попытается проникнуть сюда? Когда следующий дурной матрос сунется в лазарет и обнаружит, что люк опечатан? Внутренний голос все еще пищал ему, жалобно и страшно, словно мышь, что он все еще мог все изменить. Он мог помчаться вниз, лично открыть запоры и обвинить во всем неведомого заговорщика. Он мог начать разбирательство лично, делая вид, что он друг и союзник Вольского. Только Орлов знал, а он будет держать язык за зубами, верно? Он мог отрицать разговор с Мартыновым, или же предварительно разъяснить тому, что он дорого заплатит, если откроет рот. Сколько времени еще у него было?
… Он успел побывать секретным оружием Рейха, французским линейным крейсером «Страссбург» и даже каким-то японским морским чертом, навалявшим японскому флоту вообще и линкору «Ямато» в частности в Коралловом море. От него остались лишь догадки переквалифицировавшегося в разведчики Алана Тьюринга и грозное прозвище «Джеронимо». Тяжелый атомный ракетный крейсер «Киров» много поскакал по эпохе Второй Мировой и даже успел побывать в постапокалиптическом будущем, спровоцированным его действиями. И вот его бесстрашный экипаж, а именно совестливый адмирал Леонид Вольский, бывший попил-менеджер «Газпрома» капитан Владимир Карпов, учившийся идти по трупам по Достоевскому, а теперь каящийся и не слушающий радио «Радонеж» только потому, что в 1942 его еще не было, добрый доктор Димитрий Золкин, командир группы морской пехоты суровый бурят Кандемир Трояк, а также другие сэры, чифы, мистеры и джентльмены, наконец, вроде бы поняли, что дело в бракованном стержне управления реактора.
Бессмысленная попытка ржавого рашкинского флота обстреливать американскую АУГ… То есть, простите, морское сражение у Курильских островов завершилось тем, что извергся вулкан Демон и выгнал всех с Курил. И если американцы просто поофигевали издали, то часть российского флота была при этом уничтожена, а часть пропала без вести. В общем, все плохо — в разгаре второй день Третьей Мировой, китайцы вовсю насилуют на Тайване женский и не только пол, евреи авианалетают на Иран, Иран в ответ бомбит Персидский залив ракетами, а России на Дальнем Востоке проявлять агрессию совершенно нечем — ведь у нее там остались лишь подводные лодки да Ту-22М3, способные без опасности для себя раздолбать АУГ в два захода. Однако правда оказалась еще страшнее — извержение вулкана создало временной разлом, забросивший атомный ракетный крейсер «Киров» и еще два корабля — эсминец «Орлан» и фрегат «Адмирал Головко» в 1945 год… Где американцы с британцами, без того злые от беспочвенной агрессии СССР против Японии, обнаружив, что звено их самолетов сбили советские — ведь под Андреевским же флагом — корабли с ракетами, поняли, что попойка по случаю капитуляции Японии отменяется.
Они думали, что смогут противостоять американскому флоту хотя бы 1945 года… Хрена с два! Попытавшись изменить историю, соединение российского тихоокеанского флота, попавшее в 1945 год, огребло по полной программе, и даже ядерное оружие ему не помогло. Фрегат «Адмирал Головко» всемогущие американцы потопили, вообще стреляя наугад, а после применения ядерной боеголовки крейсер «Киров» куда-то оперативно пропал, бросив эсминец «Орлан» на съедение американской палубной авиации. У которой есть целая одна первая в мире управляемая бомба.
В конце лета 1941 на бескрайних просторах Северной Атлантики появилось секретное оружие Рейха — Плавучий Капут, неизвестный корабль, набитый оружием возмездия. Эпично навешав ракетами британскому флоту и уничтожив напоследок американскую эскадру ядерной бомбой, он таинственно исчез, так и не сумев уничтожить Черчилля с Рузвельтом на Атлантической Хартии. Вероятно, чтобы не разрушить мир раньше времени, он был отправлен к берегам Африки для порабощения непокорных зулусов. Долго еще британцам икалось при каждом появлении немецкого бомбардировщика на курсе к Лондону… Однако ничего так и не случилось.
Налет на Пёрл-Харбор, Битва за Мидуэй… Всех этих значимых и дорогих сердцу любого русского исторических событий так и не случилось. Вместо этого японцы перестали страдать фигней и начали планомерную кампанию по изоляции Австралии и захвату юго-запада Тихого океана. Да так, что возразить особо и нечего. Мало того, «французский линейный крейсер «Страсбург», устроивший эпичный погром на Средиземном море и сдавшийся британцам у Гибралтара, бесследно исчез на подходе к острову Святой Елены, где должен был быть интернирован.
Им удалось устроить эпичный шухер на просторах Атлантического океана в августе 1941, а также на Средиземном море в 1942, навалять японскому флоту вообще и линкору «Ямато» в частности в Коралловом море, побывать в постапокалиптическом будущем, вернуться в родной 2021 и даже на одном хорошо подвешенном языке отбрехаться от ревизора, желающего знать, куда пропал на месяц атомный ракетный крейсер и куда делся почти весь боекомплект, включая ядерную боеголовку. А самое главное, что бесстрашный экипаж ракетного крейсера «Киров», а именно совестливый адмирал Леонид Вольский, бывший попил-менеджер «Газпрома» капитан Владимир Карпов, учившийся идти по трупам по Достоевскому, а теперь каящийся и наконец обретший возможность слушать радио «Радонеж», добрый доктор Димитрий Золкин, командир группы морской пехоты суровый бурят Кандемир Трояк, а также другие сэры, чифы, мистеры и джентльмены точно установили, что бракованный стержень ядерного реактора корабля позволяет легким движением руки превратить любой подходящий ядерный реактор в машину времени. Но в 2021 дураков хватает и без них.
![Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
Сборник исторических рассказов о гражданской войне между красными и белыми с точки зрения добровольца Народной Армии КомУча.Сборник вышел на русском языке в Германии: Verlag Thomas Beckmann, Verein Freier Kulturaktion e. V., Berlin — Brandenburg, 1997.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.
Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.