Кирклендские услады - [98]

— Пожалуйста, продолжайте! — взмолилась я.

— Несколько раз у меня случались выкидыши, и наконец меня предупредили, что я больше не могу иметь детей. Но мужу требовался сын! Я рискнула снова, ребенок родился мертвым, а я… я превратилась в инвалида. Представляете, как он меня возненавидел! Даже сына не сумела родить! Если бы не Дамарис, он, я думаю, постарался бы от меня избавиться. — Миссис Смит протянула руку и погладила дочь по голове. — Понимаете, он боится, что, если попытается прикончить меня, Дамарис выйдет из повиновения и выдаст его. — Она снова обернулась к Дамарис: — Видишь, доченька, он все-таки у нас в руках. — Несчастная женщина продолжила свой рассказ: — В последний раз я попыталась родить сына четыре года назад. Перед этим я тоже не отличалась крепким здоровьем, но принимала посильное участие в жизни общины. И когда ставили живые картины, я в них играла. Правда, совсем небольшую роль — всего лишь монаха. И ряса у меня осталась, я хранила ее до недавнего времени.

— Значит, это ваша ряса? — с трудом выдохнула я.

— Да, моя. Я ее берегла. Я немного сентиментальна и с некоторыми вещами расставаться не люблю. Ряса напоминала мне о времени, когда я еще не была прикована к постели.

— Но как же могла Дамарис помогать отцу? — негодующе спросила я. — Ведь она клялась, что не видит монаха, когда он появился в развалинах.

— У меня не было выхода, — давясь слезами, прошептала Дамарис. — Отец приказал мне. Мы подчиняемся ему, не смеем ослушаться. Он велел мне завести вас в руины и не слишком спешить. Ему надо было поспеть туда раньше нас. А потом, когда он предстал перед нами в костюме монаха, я должна была твердить, что никого не вижу. Из руин в «Услады» ведет потайной ход. Отец еще мальчиком нашел его. И, пользуясь им, проникал к вам в комнату.

Теперь все было ясно. Все встало на свои места. Мне ничего не оставалось, как отдать должное необыкновенной изобретательности доктора. Однако мою душу переполняла необузданная радость: какое счастье! Желание, задуманное мной у источника в Нэсборо, сбылось! Это не Саймон!

— Но зачем это ему? Зачем? — допытывалась я.

— Он возомнил, что когда-нибудь станет хозяином «Услад». Несчастным заброшенным мальчишкой он наблюдал, как туда съезжаются гости, как летом обитатели «Услад» устраивают пикники, а зимой катаются на коньках. Он подглядывал в окна, когда в доме бывали балы. Мысль об «Усладах» не давала ему покоя, он считал себя сыном сэра Мэтью и полагал, что его место там по праву. Он был исполнен решимости во что бы то ни стало занять это место и путь видел только один — через Дамарис. Она должна стать женой Люка.

— Но как может доктор надеяться, что это удастся?

— Дамарис — девушка редкостной красоты. И Люк, конечно, не мог остаться к ней равнодушным. Их постоянно сводили. И кто знает, может быть, у моего мужа есть возможность настоять на этом браке. Он выискивает всякие секреты в жизни людей и пользуется ими, когда это выгодно. Вероятно, он раскопал какие-то сведения, которые сэр Мэтью… или миссис Грэнтли не хотели бы предавать огласке. Так что им придется согласиться на свадьбу Люка и Дамарис. Габриэль не занимал внимания мужа, он был слабого здоровья. Деверел сам обнаружил, что у него больное сердце, так же как у его матери, скончавшейся во время родов. Впрочем, неизвестно, может быть, никакой болезни сердца у Габриэля и не было. Возможно, муж изобрел ее, чтобы объяснить его будущую внезапную смерть. Всех его замыслов я не знаю. Но, женившись на вас, Габриэль сразу превратился в серьезную угрозу. Деверел боялся именно того, что случилось: что у вас появится ребенок. Он решил погубить Габриэля, а вы в тот момент не доставляли ему беспокойства. И вот… Габриэль погиб.

— Нетрудно представить, каким образом, — мрачно сказала я, а сама подумала: «Но как же все-таки доктору удалось заманить Габриэля на балкон? Или он выждал, когда Габриэль, по своему обыкновению, выйдет туда сам? Габриэль, ничего не подозревая, мог спокойно отправиться на балкон, ведь Пятницу уже убрали, некому было предупредить его о затаившемся убийце. Ну а пока Габриэль стоял у перил, ничего не стоило одним быстрым движением подкрасться к нему сзади, закрыть ему рот рукой, приподнять и сбросить вниз. Самоубийство? Вполне правдоподобное объяснение».

— Мы теряем время, — проговорила миссис Смит. — Поверьте, больше я ничего не могу для вас сделать. Я стараюсь помочь вам, насколько это в моих силах. Немедленно уезжайте к себе домой. Там вы будете в безопасности.

— Он что-то замышляет? Вы об этом знаете?

— Мы знаем, что он страшно зол. В свои планы он нас не посвящает, но кое-что невольно бросается в глаза. Случилось что-то, от чего он пришел в ярость.

Я-то знала что. Он обнаружил исчезновение рясы. И теперь строит планы, как побыстрее меня обезвредить. Я вспомнила, как вечером в Рождество он проследовал за мной на галерею менестрелей, и содрогнулась — неизвестно, что бы со мной стало, не окажись в холле Саймон и Дамарис.

Волнение матери и дочери передалось мне. Я поняла: медлить нельзя. Правда, я не представляла, что доктор может сделать мне теперь, ведь у меня столько неопровержимых улик против него, но знала одно: он дьявольски изобретателен.