Кинжал с мальтийским крестом - [13]

– Она, наверно, считает, что делает это ради нашего блага.

Тётку её смирение не обмануло. Аккуратно выбирая слова, Полина предложила:

– Ты бы написала письмо сестре, пусть Вера и Мария Григорьевна вызовут тебя к себе в имение. Евдоксия не посмеет им отказать, а ты из деревни сразу же уедешь в столицу к Кочубеям. Ты же видишь, что, заехав в ваш дом и живя на ваши деньги, баронесса сильно экономит собственные средства.

Обе понимали, что Полина наконец-то решилась назвать вещи своими именами. Лив вздохнула:

– Наверно, вы правы… – Потом попросила: – Давайте напишем вместе, и вы отправите письмо сами, иначе, боюсь, оно даже до почты не дойдёт.

– Садись к столу и пиши, а я в конце добавлю пару строчек, – решила Полина и, увидев свою единственную служанку Любу с самоваром в руках, поспешила ей навстречу.

Пока тётка занималась сервировкой, Лив уселась за старенькое бюро, взяла чистый лист и вывела на нём дорогие имена. Но дальше приветствий дело у неё не пошло. Из головы не шёл тот случай на лестнице, когда сквозь ужасную – до звона в ушах – боль она расслышала полный заботы голос Александра. До сих пор её пальцы начинали дрожать, когда Лив представляла, как опирается на его руку. Вчера её поразило доселе незнакомое острое чувство, когда между пальцами мужчины и женщины словно проскакивают искры. Ей показалось, или так оно и было? Неужто между ней и кузеном возникла невидимая, но прочная связь? Странно… Александр – хороший друг, но не более того. Так откуда же эти искры?..

Конечно же, Шварценберг был красавцем, это признавали все, и Лив с этим спорить не собиралась. Очень высокий, с ладной и мощной фигурой, он больше походил на офицера, чем на штатского. Породистое лицо, точеный нос, мягкий взгляд светло-карих глаз, глубокий, тёплый голос… Получается, что она, как и все глупые барышни, купилась на смазливый облик?

«Ничего не смазливый, а просто красивый. И вообще, это не главное. Александр – очень добрый человек. В этом его основное достоинство», – решила Лив. Мысль была справедливой, но ясности ни во что не внесла.

Лив вздохнула и вновь принялась за своё письмо. Ей не хотелось беспокоить ни бабушку, ни беременную сестру, и она осторожничала, подбирая слова. Впрочем, результат получился даже удачным. Письмо вышло спокойным, изложение событий выглядело так, будто Лив просто соскучилась и захотела повидать родных. Отлично! Теперь можно и тётку позвать.

– Я закончила. Вы ведь хотели сделать приписку? – напомнила она Полине.

– Давай выпьем чаю, а потом я допишу пару слов, – предложила тётка. – Иди ко мне, садись. Я достала малиновое варенье, как ты любишь.

Лив пересела к столу и потянулась к вазочке с вареньем, но шум шагов возвестил о приходе гостя. В маленькую гостиную вошёл именно тот, о ком Лив теперь думала ежечасно. Сегодня, в новом чёрном фраке, ладно облегавшем его широкие плечи, Шварценберг был особенно хорош, он шёл легко и быстро, один его вид дарил праздник. Прямо с порога Александр заявил:

– Милые дамы, вы даже не представляете, как я счастлив вас видеть! Только с вами, тётушка, я и отдыхаю душой. Мать со мной бесконечно воюет, а я никак не могу отсюда уехать – приглашения из министерства до сих пор нет.

– Не волнуйся, оно обязательно придёт, – отозвалась Полина. – Побудь здесь до нашего отъезда, а там уже отправляйся в своё министерство.

– Вы уезжаете? – удивился барон, и его улыбка померкла.

– Я собралась в паломничество, а Лив хочет поехать к сестре.

– Жаль, – чуть помедлив, отозвался Александр и тут же заговорил о другом: – Лив, я привёз вам мои экземпляры «Евгения Онегина», третья глава – в списках, а две другие напечатаны.

– Вот спасибо! – Лив даже не ожидала такого внимания. Как он добр и как чуток!

Александр положил на стол две тоненькие книжечки и маленькую тетрадь в картонном переплёте. Прижал их ладонью.

– Я уверен, что отдаю эти сокровища в самые достойные руки. Никто не понимает поэзию, как вы, – заявил он и так тепло улыбнулся, что сердце Лив затрепетало от счастья.

Она протянула руку, забирая подарок, и вновь ощутила жар от незримых молний, проскочивших меж их пальцев. Господи, неужели кузен тоже это чувствует? Но что он подумает? Решит, что она навязывается…

Лив раскрыла тетрадь со стихами и уткнулась носом в рукописные строки. Поначалу она ничего не видела, но волнение улеглось, и Лив начала читать. Стихи очаровали её. Лив вновь встретилась с так поразившей её накануне Татьяной. Эта уездная барышня была так понятна, так близка, будто родная сестра. Впрочем, дочитать главу не удалось, – тётка тронула Лив за рукав, и та откликнулась:

– Да, тётя?

– Я предлагаю нам всем отправиться на Тверскую, – объявила Полина. – Алекс получил записку от матери – Евдоксия зовёт его на ужин. Он отвезет нас, а я сегодня останусь с ночёвкой: побуду подольше с тобой и Алиной накануне отъезда.

– Конечно, поехали, – согласилась Лив и вслед за тёткой поднялась из-за стола.

Она прижала к груди книжки, как будто боялась с ними расстаться. Просто вдруг стихи навели её на странную мысль. А что, если она, как и Татьяна в романе, влюблена? От волнения задрожали руки… Неужто?.. Но как же так? Ведь это даже неприлично: чтобы влюбиться, Лив хватило пары лестных фраз и обычного мужского внимания. Открытие ужасало. Лив боялась в это поверить, но нежное тепло, разливавшееся в груди и пресловутые «искры», яснее ясного подтверждали, что её догадка верна.