Кинжал призрака - [20]

– Все, что ты хочешь, любимый, – ответила Виттория.

18 век

Шли очередные два с половиной между пришествиями Мастера. Крайне тяжелые два с половиной века для Антреса. Он долго переживал свою неудачу, потерял Витту, участвовал в войне, долго залечивал рану, полученную при неудачном покушении. Он ждал возвращения Мастера, но уже не с тем пылом, что раньше. Призрак помнил свою боль. Все его нутро защищало его от уже пережитой душевной травмы.

Тем не менее, когда Антрес очередной раз почувствовал возвращение Мастера, он бросил все и помчался на зов. К его счастью, путь из Лондона в не столь давно построенную новую столицу Российской империи был хоть и проблемным, трудным, но относительно быстрым. Когда корабль бросало на волнах холодного Балтийского моря, Антреса мучили неприятные воспоминания, и все же он испытывал невольный трепет. Уже полтысячелетия он не видел Мастера и после смерти Виттории он впервые за долгое время испытал бездонное одиночество, которое, как он надеялся, развеет старый друг.

Зов вел его к славящему своей пышностью и праздностью двору императрицы Елизаветы Петровны. Место появления нового воплощения Мастера немного смутила Антреса. Обычно Мастер перерождался в людей незаметных, живущих далеко от бурной жизни. Тогда почему он оказался при дворе?

Первое время Антрес ходил по дорожкам парка в Царском селе оставаясь невидимым, наблюдая за людьми, пытаясь понять, кто из этой своры разодетых и напудренных подхалимов – Мастер. Зов играл с ним в чехарду, путал его. И в итоге Антрес был вынужден сделать то, чего он отчаянно не хотел. Он вынужден был надеть на себя парик, цветной камзол и, что большего всего его бесило, белые гетры и взял на себя роль недавно прибывшего из Германии аристократа. Слава богу, окружение императрицы с непередаваемым воодушевлением встретили гостя из Европы. Антрес много улыбался, говорил кучу чепухи. К счастью, Виттория в свое время приложила не мало усилий, чтобы привить неотесанному ассасину хорошие манеры.

Антрес постепенно сузил круг своих поисков до нескольких вельмож, на которых указывало чутье. Он понимал, самый простой способ разрешить сомнения, это показать кандидатам кинжал и посмотреть, на кого он отреагирует. Но Антрес считал этот ритуал священным, он не мог проводить его, лишь чтобы развеять свои сомнения. И он стал наблюдать за всеми тремя кандидатами, стараясь приметить те небольшие черты, что свойственны Мастеру: увлеченность каким-либо ремеслом, умение говорить на многих языках, легкая ироничность ко всему окружающему его и глубокое понимание людей.

Антресу помог случай. Один из кандидатов, камер-юнкер Дмитрий Соболев, пригласил его к себе, чтобы обсудить с ним какое-то непонятное важное дело. Как только Призрак переступил порог дома Соболева, зов Мастера усилился до такой степени, что отзывался в голове Антреса глухим звоном. Все сомнения в миг развеялись. Наконец-то, он встретится со своим старым другом.

– Антрес, я в кабинете, – послышался крик Соболева. – Проходи.

– Уже иду, – отозвался Антрес. Он достал из-за пояса свой кинжал. Алмаз за полтысячелетия без Мастера стал сливово-черным, переспелым, как долго весящий на ветке фрукт.

Антрес вошел в кабинет камер-юнкера, держа кинжал за спиной. Со стороны, наверное, могло показаться, будто Призрак собирается убить юношу.

Соболев стоял у окна и, приподняв занавеску, наблюдал за улицей. Антрес знал, он был влюблен в девушку, что жила напротив. Как жаль, что, став Мастером, он забудет о своей возлюбленной.

– А вот и ты, – Дмитрий заметил гостя. – Присаживайся. Я приказал слуге подать нам чай.

Антрес не сдвинулся с места. Его сердце бешено колотилось. Вот он настал момент истины.

– Дмитрий, – окликнул юношу Призрак.

Соболев обернулся.

Антрес медленно опустился на одно колено и плавным движением положил перед собой кинжал. Он смотрел только на свое оружие.

– Антрес, что происходит? – услышал Призрак вопрос от недоумевающего камер-юнкера.

А потом кинжал задрожал, будто бьющийся в лихорадке больной. Камень начинал постепенно светлеть, а кинжал вибрировал все сильнее и сильнее. Ни Антрес, ни Дмитрий не издавали ни звука, поэтому дребезжание стали по паркету погодило на весенний гром. Как только кинжал замер на полу, а алмаз приобрел свой оригинальный бело-мутный цвет, Антрес поднял глаза, с надеждой взглянул на камер-юнкера. Соболев выглядел скорее напуганным юнцом, чем человеком, которому открылась правда о себе. Минуту Антрес недоумевал. Неужели он ошибся? Такого просто не может быть, ведь алмаз отреагировал бы только на воплощение Мастера.

И тут произошло то, что развеяло все сомнения Антреса.

– Ну, вот и свиделись наконец-то, друг мой Антрес, – послышался из-за спины чей-то спокойный и уверенный голос.

Призрак резко обернулся. Позади него стоял Данила, простой парень, который частенько сопровождал Соболева на балах и ассамблеях. Вот почему Антрес чувствовал зов, находясь рядом с Дмитрием. Призрак корил себя, почему он не догадался об этом ранее. Мастер всегда возрождался в людях безвестных и даже незаметных. Почему сейчас вдруг должно быть иначе? Чем высокомерный камер-юнкер лучше, чем трудолюбивый Данила?