Кинжал и пудреница - [2]

Он снова сделал передышку, чтобы еще раз изучить своими черносливинами мою реакцию на его слова. Надеюсь, непроницаемость моего лица оказалась на должной высоте.

— Вы подали в отставку, — слова вновь полились из его рта, как из водопроводного крана, — и через некоторое время стали следователем в Ассоциации охраны отелей. И снова у вас прокол: директор одной из гостиниц подал жалобу, что вы прикарманиваете страховые взносы. Но его слово было против вашего слова, и скрепя сердце Ассоциация сочла, что веских улик нет. Вас из Ассоциации попросили уйти. Естественно, добровольно. Потом вас содержала женщина. Как мне говорили, одна из многих в вашей обширной коллекции. Она достаточно быстро это раскусила и перестала давать деньги, понимая, что вы истратите их на других женщин. Еще позднее вы решили попробовать себя в роли частного детектива. Вы получили разрешение у прокурора штата благодаря ловко подстроенному свидетельству ваших знакомых, что у вас безукоризненная репутация. И вот вы в нашем городе. Никакой конкуренции для частных детективов. Вы специализировались на бракоразводных делах, и первое время у вас все шло благополучно. Но что это? Опять шантаж… судебное расследование… Казалось, ваша звезда закатится, но, признаю, вы оказались настолько изворотливы, что смогли избежать крупных неприятностей. Однако вами заинтересовалась полиция. Ее внимание чрезвычайно усложнило ваше положение. А когда у вас отобрали патент, вы остались без работы, мистер Джексон. Конечно, вы пытаетесь все-таки работать частным детективом, но вам уже нельзя дать объявление в газете или нацепить табличку с фамилией на входную дверь. Если полиция узнает, что вы продолжаете свою деятельность, уже не защищенную патентом, тут же арестует. С той минуты, когда вы во всеуслышание объявили, что готовы взяться за любое дело, не задавая лишних вопросов, даже ваши приятели — содержатели притонов отказались от услуг мистера Джексона. У вас за душой ни цента. Последнюю неделю вас гложет единственная проблема: рвать из нашего города когти или погодить пока. Я прав?

— Правы, — согласился я, устраиваясь поудобнее. Мое любопытство было возбуждено. Конечно, Герман мог оказаться проходимцем, но по бриллианту ценою в пять «штук» и явно дорогой шляпе об этом трудно было догадаться, полагаясь только на интуицию. Блеск в его глазках выдавал умение постоять за себя, и не только в финансовом смысле. А по линиям губ я прочитал, что ему нравится коррида. Особенно в тот момент, когда разъяренный бык наматывает на рога кишки, вывалившиеся из распоротого брюха лошади. Я таких типов за милю узнаю. Еще я понял, что, невзирая на тучность, Герман дьявольски силен. Не хотелось бы взять и попасть ему в лапы!

— Не унывайте, мистер Джексон, — подбодрил он меня неожиданно. — Я могу предложить вам работу.

Ночной воздух, проникая сквозь открытое окно, холодил мой затылок. Мохнатая бабочка суматошно кружила под лампой. Бриллиант бросал разноцветные блики. Мы с Германом изучали друг друга. Молча.

Я первым нарушил тишину:

— Какого рода работа?

— Опасная работа, мистер Джексон. Но вам некуда деваться, и вы согласитесь.

Я подумал, в конце концов, он знает, кого покупает. Потом пусть пеняет на себя.

— Почему вы выбрали именно меня?

Он прикоснулся к тоненьким усам толстым пальцем.

— Вид работы продиктовал кандидатуру исполнителя. Вопрос, казалось, был исчерпан.

— Ну что ж, приступим к делу, — сказал я. — Я куплен. Герман облегченно вздохнул. Он, без сомнения, был уверен, что у него возникнут трудности со мной. А еще ему следовало бы знать, что я не веду длительных разговоров с владельцами таких бриллиантов.

— Позвольте рассказать вам историю, которую мне поведали сегодня, — сказал он, — а потом объясню, что вам надо делать. — Он еще раз вздохнул и продолжил:

— Я — импресарио.

Было похоже, что это его ремесло. Никто не носит такие шляпы и каракулевые воротники ради удовольствия.

— Я представляю интересы нескольких больших звезд и множества мелких. Среди этих мелких есть одна молодая особа, специализирующаяся на представлениях особого рода в частных домах. Ее зовут Веда Руке. Ее занятие состоит в том, что она медленно, вещь за вещью раздевается на глазах у публики. На профессиональном языке это называется «листопад». Ее номер пользуется изрядным спросом, иначе она бы меня не заинтересовала. Это большое искусство.

Он снова посмотрел на бриллиант и потом на меня. Я старался всем своим видом показать, что разделяю его восхищение стриптизом, но не думаю, что мне это удалось.

— Прошлым вечером мадемуазель Руке исполнила свой номер на обеде деловых людей, в доме мистера Линдснея Бретта.

Маленькие черные глазки испытующе посмотрели на меня, — Может, вы не слышали о нем?

Я показал взглядом, что знаком с этой фамилией, так как давно дал себе задание — узнать о всех миллионерах Сан-Луи Бич, а Бретту принадлежали крупные владения в нескольких километрах от города, последние большие владения на Оушн Роад, где обитают богачи, Оушн Роад — извилистая авеню, окаймленная по обеим сторонам пальмами и тропическими цветами, расположена у подножия возвышенности. Дома там уединенные, построенные в глубине частных парков, окружены четырехметровыми стенами. Чтобы жить на этой авеню, нужны деньги, и деньги немалые. У Бретта было столько «капусты», сколько мне и не снилось. У него имелись яхта, пять машин, взвод садовников и слабость к молодым аппетитным блондинкам. Когда он не был занят блондинками и деловыми встречами, он пересчитывал толстые пачки денег — доход от двух нефтяных компаний и сети больших магазинов, расположенных в Сан-Франциско и Нью-Йорке.