Кингсблад, потомок королей - [7]

Вестл относилась к этой перспективе со спокойной решимостью. Она съездила на рынок за голубями, каштанами и грибами и в утро испытания обратилась к Белфриде тоном, каким новоиспеченный капитан обращается к бывалому старику сержанту:

— Белфрида, голубушка, я ко второму завтраку дома не буду, так вы сварите Бидди овсянку. И постарайтесь закатить для Хавоков такой обед, чтобы у них глаза на лоб полезли. Времени у вас хватит — целый день. Стол накройте вышитой скатертью и возьмите парадное серебро.

Белфрида молча кивнула, и Вестл уехала в наилучшем расположении духа. Нийл должен был вернуться автобусом; сегодня была ее очередь пользоваться машиной, и она являла собой прелестное зрелище, когда катила в Дамский клуб на завтрак с бриджем.

Партию в бридж она выиграла.

Из клуба она поехала с Джинни Тимберлейн в Загородный район, где находился элегантный особняк судьи Тимберлейна. Джинни купила новый кротовый жакет, ради которого стоило специально проехаться в такую даль, и Вестл просидела у нее до шести часов. Она надеялась, что стол у Белфриды накрыт, а голуби выпотрошены и что Бидди отнесется к загулявшей маме снисходительно.

Она торопливо вбежала в дом, который казался непонятно пустым и тихим. Никто не отозвался на ее «Ау-у!»; внизу, наверху, в кухне никого не было. Голуби в своем натуральном виде лежали в холодильнике, а на кухонном столе валялась записка, писанная рукой Белфриды — аккуратным, стандартным почерком:

«Мой дедушка заболел, я ушла к нему. Бидди отвела к бабушке Кингсблад, постараюсь вернуться вечером. Белфрида».

Вестл произнесла одно краткое, но весьма необычное в устах дамы слово и сразу же принялась действовать. Она позвонила сестре Нийла, Джоан, чтобы та привела ребенка, затем накинула рабочий халат и стала потрошить голубей и готовить подливку. Когда явился Нийл, она сказала только:

— Эта черная потаскушка все бросила и ушла до ночи. Я всегда знала, что она дрянь. Накрывай на стол. Вышитую скатерть и вообще весь реквизит.

Его длинные веснушчатые пальцы орудовали проворно и ловко, он отлично справился со своим делом и крикнул Вестл:

— Когда я останусь без работы, мы сможем вдвоем наниматься в богатые дома, кухаркой и лакеем.

— Этим и кончится, вероятно, если демократы и коммунисты не перестанут взвинчивать подоходный налог.

Кертис и Нэнси Хавок прибыли с шумом и криками без пяти семь. Они опаздывали всюду, но к выпивке всегда являлись раньше времени. Добродушная Нэнси занялась бататами во фритюре, а Кертис вызвался сбивать коктейли, что было чревато последствиями, так как его излюбленный рецепт включал 90 процентов джина, 5 процентов вермута и 5 процентов виски. Когда сели за стол — не позже чем в двадцать пять минут восьмого, — Кертис уже был в самом развеселом и боевом настроении.

— Сегодня же увольте эту черномазую гадину. Я ведь вам всегда говорил: все ниггеры сволочи. Без кнута от них уважения не ждите. Черт, до чего же я не выношу это черное племя. Есть у меня в Вашингтоне один знакомый тип, который все насквозь знает, так он говорит, что конгресс собирается восстановить рабство. И правильно сделает. Эх, хотел бы я посмотреть, как какого-нибудь черномазого профессора погонят опять в поле собирать хлопок, а станет фордыбачиться, так разложат на бочке и всыплют пятьдесят горячих!

— И все ты путаешь, — добродушно вступилась его жена. — Совсем не то он говорил, а просто, что наши заправилы в конгрессе надумали выслать всех черных в Африку. Вот это разумно, по-моему.

Кертис уже был в достаточных градусах, чтобы закричать на жену:

— Ах ты, полячка паршивая, так я, значит, вру?

Нийл расправил свои широкие плечи и уже собирался сказать: «Хавок, замолчи-ка ты лучше и ступай домой», — но Нэнси, польщенная столь пылким вниманием, заворковала:

— Ну что ты, миленький, что ты, разве красиво так говорить! — И тут же заулыбалась Вестл: — Правда, вышвырните вы эту мразь (что на нормальном человеческом языке означало: увольте эту негритянку). Я вам порекомендую девушку — мою двоюродную сестру, Шерли Пзорт. Она работала на заводе Уоргейта, ее уволили за то, что она самую малость покрутила с мастером.

Но это уязвило аристократическую чувствительность Кертиса, и он возразил:

— Довольно с меня твоего папаши-навозника, не хватало еще, чтоб потаскуха-сестрица пошла в кухарки к соседям, да еще каким — к зубодерову сыну!

Нийл раскрыл было рот, но Вестл уже торопила всех на кухню мыть посуду, и добрососедские отношения были спасены, хотя бы и ценой тарелки, которую тут же разбил Кертис.

Не иначе как магия или дар ясновидения помогли Белфриде так рассчитать время, чтобы влететь в кухню в ту самую минуту, когда Нийл вытирал последнюю кастрюльку.

— Добрый вечер, — прощебетала она, и Нийлу показалось, что при этом она подмигнула Кертису. — Дедушка у меня заболел. Так некстати. Ну, спокойной ночи всей компании!

Если от нее и пахло джином — наверно, пахло! — этого никто из них не мог бы разобрать. Она юркнула к себе, не потрудившись даже достать кубики льда из холодильника, хотя было совершенно ясно, что лед понадобится, если Кертиса захотят удержать в состоянии полного обалдения, как того требовали хавоковские представления о гостеприимстве — своем и чужом. Нийл проводил ее выразительным взглядом, но Вестл предостерегла его: