Киммерийское лето - [16]

Шрифт
Интервал

Да, главное — работа. Даже если это останется единственным, тоже не беда… ну, идеальным такой вариант не назовешь, но нельзя же иметь все!

Был как-то случай, два года назад, когда Игнатьеву показалось — можно. В Доме ученых его познакомили с аспиранткой кафедры этнографии, она весь вечер говорила о его работе, потом как-то удивительно мило и непринужденно выразила готовность поехать к нему — посмотреть библиотеку. До книг дело не дошло, и дней десять он провел как во сне — непостижимо было, что такая женщина могла обратить на него внимание. А потом она вдруг исчезла — не появлялась, не звонила, поймать ее по телефону никак не удавалось. Через месяц Игнатьев встретил ее на Менделеевской линии в компании каких-то иностранцев, она глянула на него равнодушно — не узнала…

Хорошо еще, тут как раз подошло время уезжать в поле, его назначили начальником нового феодосийского отряда, и первые же разведочные раскопки на месте дали такой богатый материал, что у него сразу вылетели из головы все питерские мороки и наваждения. Осенью он вернулся совершенно исцеленным, хотя и с новым, весьма настороженным отношением к женщинам: от всех от них, решил он, нужно держаться по возможности подальше…

Витя Мамай, его помощник в отряде и ярый женоненавистник (что, впрочем, не мешало ему ладить даже с собственной тещей), определял его теперь как женоненавистника умеренного — не то чтобы гинофоб, дескать, а скорее так, мизогин. Пожалуй, это было верным определением.

— Во всяком случае, поумнеть я поумнел, — вслух пробормотал Игнатьев. Проводив взглядом девицу в ошеломительной мини-юбке, он закурил новую папиросу и снисходительно добавил: — А уж вот этими штучками фиг вы меня теперь поймаете…

ГЛАВА 4

В конце мая водолаз ремонтной бригады треста «Мосспецстроймонтаж», проводивший профилактический осмотр опор Новоспасского моста, обнаружил под водой портфель, зацепившийся ручкой за крюк кабельного кронштейна. Поднявшись на палубу базового катерка, Саша Грибов отдал находку товарищам; пока его раздевали, портфель пошел по рукам, был окачен из шланга, протерт чистыми концами — оказался желтоватенький, из тисненного под кожу поливинила, явно не отечественного производства.

— Слышь, Сань, — сказал моторист, подойдя к моющемуся под шлангом Грибову, — портфельчик-то не наш, оказывается! Может, ты большое дело обнаружил. Что, если его какой шпион с моста кинул?

— Вы погодите раскрывать, — сказал Грибов. — Мало ли… может, в милицию сдадим, а, Петрович?

Бригадир задумчиво повертел портфель в руках.

— Сдать-то можно… а можно и самим вскрыть, чтобы насмешек потом не было. Испугались, скажут, в милицию побегли. Мы ж тут всей бригадой, в случае чего и акт можно составить…

— А может, в нем взрывчатка? — спросил моторист.

Петрович, бывший в войну сапером, с сомнением покачал головой.

— Маловато, ежели на мост рассчитывалось. Что ж тут — кило два, не больше… Да нет, это из пацанов кто-то уронил, из школьников. Портфельчики эти ту осень в «Детском миро были, я видел, как своему покупал. Я-то, правда, подешевле взял, эти целковых двадцать стоили, как сейчас помню. Я так думаю, пусть он полежит пока, подсохнет, а мы, как пообедаем, откроем. Замочек-то тут заклинило, пружинки, видать, приржавели… ну ничего, его сжатым воздухом продуть, а после масла запустим несколько капель, он и заработает. Продуй его, Федя, выгони снутри воду, пускай сохнет…

Из портфеля вытрясли воду, продули сжатым воздухом замочек и положили на горячую от солнца крышу рубки. Потом Петрович поглядел на часы и сказал, что пора обедать.

Все сидели на палубе, разложив на газетках батоны и плавленые сырки, расставив бутылки кефира. Поев, закурили, покидали в воду скомканные бумажки, бутылки в авоське спустили за борт — прополаскиваться. Подремали немного, поговорили о положении в Чехословакии, о программе «Аполлон», о том, почему так получилось, что американцы, похоже, прилетят на Луну первыми.

— А по мне, хрен с ними, с этой Луной и с этой Венерой, — сказал Петрович. — На Земле дел невпроворот, а туда же… космос лезут осваивать!

— Чем на Луну летать, лучше б они у себя негритянскую проблему решили, — сказал моторист.

— Я ж про это самое и говорю, — кивнул Петрович и поплевал, на зажатый в пальцах окурок. — Так что, Саня, поглядим на твою находку?

Грибов встал, прошлепал по палубе босыми ногами и достал с крыши подсохший снаружи портфель. Моторист принес масленку с веретенным маслом, замочек смазали, и он открылся от легкого нажатия пальцев. Все сдвинулись в круг, вытягивая шеи.

— Ну, точно, — сказал Петрович, вытащив из портфеля раскисшую пачку учебников и школьных тетрадок. — Пацан какой-нибудь и потерял, оголец. Хороши бы мы были в милиции. Бери, Саня, разбирай добычу… Ты погляди там, может, адрес найдешь — портфельчик вернуть бы надо, новый-то перед концом года покупать не станут. Он что ж, ему от воды ничего не сделалось — синтетика… а замочек потемнел, так это не беда, ты его, Федя, протри порошочком, а после нитролаком покроем, он и будет как новенький.

— В одном только ты, Петрович, ошибся, — сказал Грибов, осторожно отслаивая от пачки верхнюю тетрадку. — Не пацан это потерял, а пацанка, и учится эта растеряха уже аж в девятом классе. Ну, братцы, все.


Еще от автора Юрий Григорьевич Слепухин
Перекресток

В известном романе «Перекресток» описываются события, происходящие в канун Великой Отечественной войны.


Тьма в полдень

Роман ленинградского писателя рассказывает о борьбе советских людей с фашизмом в годы Великой Отечественной войны."Тьма в полдень" - вторая книга тетралогии, в которой продолжены судьбы героев "Перекрестка": некоторые из них - на фронте, большинство оказывается в оккупации. Автор описывает оккупационный быт без идеологических штампов, на основе собственного опыта. Возникновение и деятельность молодежного подполья рассматривается с позиций нравственной необходимости героев, но его гибель - неизбежна. Выразительно, с большой художественной силой, описаны военные действия, в частности Курская битва.


Сладостно и почетно

Действие романа разворачивается в последние месяцы второй мировой войны. Агония «третьего рейха» показана как бы изнутри, глазами очень разных людей — старого немецкого ученого-искусствоведа, угнанной в Германию советской девушки, офицера гитлеровской армии, принимающего участие в событиях 20.7.44. В основе своей роман строго документален.


Ничего кроме надежды

Роман «Ничего кроме надежды» – заключительная часть тетралогии. Рассказывая о финальном периоде «самой засекреченной войны нашей истории», автор под совершенно непривычным углом освещает, в частности, Берлинскую операцию, где сотни тысяч солдатских жизней были преступно и абсолютно бессмысленно с военной точки зрения принесены в жертву коварным политическим расчетам. Показана в романе и трагедия миллионов узников нацистских лагерей, для которых освобождение родной армией обернулось лишь пересадкой на пути в другие лагеря… В романе неожиданным образом завершаются судьбы главных героев.


Южный Крест

В «Южном Кресте» автор, сам проживший много лет в Латинской Америке, рассказывает о сложной судьбе русского человека, прошедшего фронт, плен участие во французском Сопротивлении и силою обстоятельств заброшенного в послевоенные годы далеко на чужбину — чтобы там еще глубже и острее почувствовать весь смысл понятия «Отечество».


Частный случай

Повесть «Частный случай» посвящена работе чекистов в наши дни.


Рекомендуем почитать
Воспитание под Верденом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Эоловы арфы

Главные герои романа — К. Маркс и Ф. Энгельс — появляются перед читателем в напряженные дни революции 1848 года. И далее мы видим Маркса и Энгельса на всем протяжении их жизни — за письменным столом и на баррикадах, в редакционных кабинетах, в беседах с друзьями и в идейных спорах с врагами, в заботах о своем текущем дне и в размышлениях о будущем человечества, и всегда они остаются людьми большой души, глубокого ума, ярких, своеобразных характеров — людьми мысли, принципа, чести.


Сполох и майдан

Салиас-де-Турнемир (граф Евгений Андреевич, родился в 1842 году) — романист, сын известной писательницы, писавшей под псевдонимом Евгения Тур. В 1862 году уехал за границу, где написал ряд рассказов и повестей; посетив Испанию, описал свое путешествие по ней. Вернувшись в Россию, он выступал в качестве защитника по уголовным делам в тульском окружном суде, потом состоял при тамбовском губернаторе чиновником по особым поручениям, помощником секретаря статистического комитета и редактором «Тамбовских Губернских Ведомостей».


Француз

В книгу вошли незаслуженно забытые исторические произведения известного писателя XIX века Е. А. Салиаса. Это роман «Самозванец», рассказ «Пандурочка» и повесть «Француз».


Федька-звонарь

Из воспоминаний о начале войны 1812 г. офицера егерского полка.


Год испытаний

Когда весной 1666 года в деревне Им в графстве Дербишир начинается эпидемия чумы, ее жители принимают мужественное решение изолировать себя от внешнего мира, чтобы страшная болезнь не перекинулась на соседние деревни и города. Анна Фрит, молодая вдова и мать двоих детей, — главная героиня романа, из уст которой мы узнаем о событиях того страшного года.