Киммерийский аркан - [20]

Конечно, Дагдамм остался собой. Балиха даже не стала его единственной наложницей, он нередко брал себе в постель других женщин. Он не разлюбил выпивку и драки. Но в его душе поселилось что-то еще кроме необузданных страстей. Должно быть, это было честолюбие.

Силы быстро возвращались к нему. Тяготы пути он переносил легко, болезнь его угасла.

Поначалу поход мало отличался от обычной перекочевки. Растянувшись на сколько хватало глаз, двигались, обычно шагом и лишь иногда рысью, всадники.

Следом за ними быки тянули большие телеги, на которых соорудили походные жилища. Не нужно было каждый день собирать их и разбирать.

Брели стада коз и овец, мясо и молоко которых щедро шло в походные котлы.

Это был приятный переход, по зеленой, цветущей равнине, в хорошую погоду, в изобилии еды и воды.

Вместе с воинами, что уходили на восток с Каррасом, с войском шло почти столько же людей, почти половина кочевых киммирай. Они отлично знали эту землю, кочуя по ней год от года.

Воины охотились с луком и стрелами, охотились с беркутами.

На стоянках боролись, состязались в стрельбе из лука.

Вечерами у костров пели песни, рассказывали предания.

Дагдамм любил эту жизнь.

И Каррас любил эту жизнь.

Часто он, взяв с собой лишь нескольких верных телохранителей, на быстром коне отрывался от войска.

Он даже не охотился в такие часы. Казалось, он старается охватить своим взором как можно больше просторов. Некоторые считали, что он молится.

Иногда так и было.

Но стоя на вершине холма, за которым виднелся еще один, и еще один, и еще один, Каррас редко взывал к богам, даже если так думали воины, глядя на отрешенное его лицо.

Но через месяц киммирай покинули свои владения.

Позади остались родные кочевья.

Миновали и последние стоянки, и небольшие крепости, которые обозначали пределы Киммерийского каганата.

Тогда назад повернули сопровождавшие воинство женщины. Каррас приказал остаться всем, кроме старших жен самых высокопоставленных военачальников. Даже своих наложниц отослал обратно.

Так же назад погнали стада скота.

Прощаясь с женами, с родичами, воины обнимались, на миг сбрасывая с себя суровость. Они знали, что назад вернутся не все. Многие сложат свои кости на каменистой, сухой земле восточных степей.

Но киммирай были народом воинов, народом в сердце которого мало было место тонким чувствам и слабости. Потому плакали только малые дети, еще не получившие свой короткий нож.

Женщины прощаясь, говорили мужьям, отцам и сыновьям.

— Приведи мне много невольников, чтобы мне больше не приходилось выделывать кожи своими руками.

Воины отвечали, что приведут столько невольников, что их женщинам не придется даже помешивать на костре пищу.

Киммирай шли на войну, на охоту за двуногой дичью.

Впереди лежали ничьи земли.

Ничьи, но обычно не пустые.

В этот же год местность будто вымерла.

Десять дней шли по пустой Степи.

Это было странно, обычно во время летней кочевки земли к востоку от киммерийских крепостей кишмя кишели различными племенами, которые занимали лучшие стоянки, возле источников воды.

Это были малые племена, иногда насчитывавшие вместе с женщинами, детьми и стариками лишь три или четыре сотни человек.

Киммирай презирали их, называя шакальими детьми, и словно оправдывая это имя люди малых племен были жестоки, жадны и трусливы, легко бросаясь в драку и легко выходя из нее, настоящей войне предпочитая вылазки, настоящему бою удар в спину, а славной смерти — удалое бегство. Их было три или четыре дюжины, они никому не подчинялись, и ни один из владык Степи не мог смирить их именно в силу бедности, малочисленности, которые приводили к неуловимости. Они не имели часто даже телег, перевозя все необходимое в седельных сумах, а стада их были столь малы, что в случае чего бродяги легко избавлялись от них.

Жили они в основном охотой на сайгу и других копытных зверей.

У каждого племени была длинная, как сто связанных между собой арканов, родословная, которую любой степной бродяга мог рассказать, даже будучи разбужен среди ночи, и столь же длинный список обид, уходящий на века в прошлое. Никто не ненавидел друг друга так яростно, как малые племена.

Разобщенные, ненавидящие друг друга, бродяги все же чувствовали свое родство.

Они только себя считали настоящими вольными людьми.

Народы, подвластные Киммерийскому кагану, царям-жрецам из Па-Те-Ни, повелителю массахов, эмиру аваханов, или кому-то еще из грозных правителей, претендовавших на власть над всей Степью, бродяги презирали и ненавидели.

Они держались древних обычаев и со временем сами уходили в прошлое.

Каррас никогда не предпринимал попыток покорить бродяг. «Льву недостойно воевать с шакалами» говорил он, ссылаясь обычно на слова своего отца. Лишь иногда они откупались от киммирай небольшой данью — лошадьми и рогом, костью, шкурами, которые добывали на охоте.

Весна была временем перекочевки, и сейчас в разгар лета стоянки бродяг должны были наводнить равнины на несколько сотен лиг вокруг.

Но уходившие вперед разведчики возвращались, донеся о все том же безлюдье. Не могли же бесчисленные бродяги испугаться богю? Богю были сильным племенем, но не настолько, чтобы повергнуть в бегство всех бродяг.