Кибервойны ХХI века. О чем умолчал Эдвард Сноуден - [10]

Особые риски создает теснейшая интеграция информационных и биотехнологий. Удешевление за последние пять лет примерно в семь раз оборудования для сложных биотехнологических процессов, включая генную, иммунную инженерию и т. п., вместе с широко распространившейся практикой коллективного распределенного использования этого оборудования, делает самые сложные биопроизводства и биоконструирование доступным не только для крупных корпораций, но и для самых маленьких компаний, неформальных групп и отдельных лиц. Такая ситуация не только удешевляет и расширяет сферу применения биотехнологий, но и открывает невиданные ранее возможности для создания кибербиооружия и использования его не только государственными структурами, но и различного рода террористическими группами, а также маньяками-одиночками.

1.5. Великий уравнитель

Кибервойны впервые за долгий период истории дают весомые шансы более слабым, менее технологически развитым государствам и наднациональным силам одержать победу в жестком противоборстве с гораздо более могущественными странами, обладающими превосходящим военным, политическим, экономическим и научно-техническим потенциалом.

Произвести или приобрести высокоуровневое кибероружие могут сегодня не только достаточно ограниченные в ресурсах государства, но и отдельные группы, сети и т. п.

Роль кибероружия, как великого уравнителя сопряжена с тремя главными факторами:

• во-первых, кибернетические войны имеют ярко выраженный ассиметричный характер. Страны, обладающие значительным наукоемким сектором экономики, высокотехнологичной производственной сферой и/или характеризующиеся высоким уровнем внедрения интернета в повседневную жизнь социума, гораздо более уязвимы для применения кибероружия. Когда интернет является одной из несущих конструкций всей инфраструктуры, высокий уровень его защиты становится на практике почти невозможным. Например, подсчитано, что для того, чтобы на должном уровне обеспечить информационную безопасность только военных, правительственных и критических корпоративных и общесоциальных электронных сетей и объектов в США, необходимо потратить сумму средств, неподъемную для американской экономики. В эквиваленте она превышает долю фактических расходов на оборону в государственном бюджете, которые был вынужден нести Советский Союз, чтобы выдержать гонку вооружений, и которая в значительной степени подорвала его экономику;

• во-вторых, в современном мире действует принцип коммулятивности рисков. Страны и их военнополитические объединения несут тем большие риски применения против них кибероружия, чем в большем числе военных конфликтов высокой и низкой интенсивности, гражданских войн и острых внутриполитических противоборств в третьих странах они участвуют. Более того, высокая инерционность социума приводит к тому, что аккумулирование рисков происходит в течение длительного периода времени и активное участие в том или ином конфликте может иметь последствия в виде применения кибероружия через несколько лет, а то и десятилетий после его завершения;

• в-третьих, специалистам по системотехнике и теории сложности, вовлеченным в разработку военной политики хорошо известен такой термин, как «ловушка сложности». Очевидно, что синхронное развитие технологий, формирующих следующий технологический уклад, неизбежно ведет не только к росту могущества во всех его компонентах, но и делает страну гораздо более уязвимой для кибератак. Чем шире применяются во всех сферах жизни информационные технологии, чем сложнее электронная инфраструктура, тем ниже ее совокупная надежность. На практике это проявляется в возрастании риска лавины отказов. Она может иметь началом относительно небольшие технические сбои в периферийных секторах информационной инфраструктуры, которые затем распространяются в сети по каскадному принципу. Этот принцип для наглядности часто называется «эффектом домино».

Представляется, что зачастую высокие руководители различных рангов, в отличие от специалистов по информационной безопасности и кибервойнам не вполне отдают себе отчет в роли кибероружия, как великого уравнителя, и практических последствиях действия трех, указанных выше, факторов. Например, в марте 2013 года Глава АНБ и Киберкомандования США Генерал Кейт Александер, отвечая на вопросы в Конгрессе, подчеркнул: «Мы уверены, что наша кибероборона является лучшей в мире».

Приведем лишь несколько примеров, заставляющих усомниться в эффективности американской киберобороны. Как показывает практика, она не только не позволяет отразить массированные кибератаки, но и не может сдержать проникновение в закрытые сети хакерских групп.

В конце апреля американская пресса сообщила, что в январе 2013 года хакеры сумели получить доступ к Национальному реестру плотин — закрытой базе данных, которую ведет Инженерный корпус армии США. База охватывает данные обо всех 79 тыс. плотин на территории Америки, включая 8,1 тыс. наиболее крупных плотин, регулирующих водопотоки и водоснабжение крупнейших городов, объектов национальной безопасности, центров критической инфраструктуры и т. п. База содержит наряду с прочим результаты обследования по каждой плотине с указанием их слабых, уязвимых мест, а также оценку возможного количества погибших в случае прорыва, повреждения и т. п. Самое поразительное, что проникновение на сервер с информацией произошло в январе, а было обнаружено только в конце апреля.