Кибериада - [5]

– Лезть в пещеру, которую она может забаррикадировать! Как мы могли сделать это?

– Как ты думаешь, на что она рассчитывает? – после долгого молчания спросил Трурль.

– На то, что мы постараемся отсюда выбраться, – особого ума не требуется, чтоб до этого додуматься.

Опять наступило молчание. В черной тьме Трурль на цыпочках, вытянув руки, двинулся в сторону выхода и шарил по скале руками, пока не коснулся гладкой стали, теплой, словно нагретой изнутри.

– Я чувствую тебя, Трурль, – загудел в закупоренной пещере железный голос.

Трурль попятился, сел на камень возле приятеля, и некоторое время они не двигались. Наконец Клапауций шепнул ему:

– Ничего мы тут не высидим, что поделаешь, попробую вступить с ней в переговоры…

– Это безнадежно, – сказал Трурль. – Но попробуй, может быть, хоть тебя она выпустит живого…

– Ну, нет, не того я хочу! – ободряюще проговорил Клапауций и, подойдя к невидимому в темноте отверстию, крикнул: – Алло, ты слышишь нас?

– Слышу, – ответила машина.

– Послушай, я хотел бы попросить у тебя прощения. Понимаешь… произошло между нами небольшое недоразумение, но ведь это, по сути, мелочь. Трурль не имел намерения…

– Я уничтожу Трурля! – сказала машина. – Но прежде пусть он ответит мне на вопрос, сколько будет два плюс два.

– Ах, ответит он тебе, и так, что ты будешь довольна и наверняка с ним помиришься, ведь правда же, Трурль? – успокаивающе заговорил посредник. – Ну конечно… – едва слышно произнес Трурль.

– Да? – сказала машина. – Так сколько будет два плюс два?

– Че… то есть семь… – еще тише проговорил Трурль.

– Ха-ха! Значит, не четыре, а семь, так? – загудела машина. – Вот видишь!

– Семь, конечно же, семь, всегда было семь! – горячо подхватил Клапауций. – Теперь ты нас выпустишь? – осторожно добавил он.

– Нет. Пускай Трурль еще раз скажет, что он очень сожалеет, и ответит, сколько будет дважды два…

– А ты выпустишь нас, если я это скажу? – спросил Трурль.

– Не знаю. Подумаю. Ты мне условий не ставь. Говори, сколько будет дважды два!

– Но ты в самом деле нас выпустишь? – настаивал Трурль, хотя Клапауций дергал его за руку, шепча на ухо: «Это идиотка, идиотка, не препирайся с ней, умоляю!»

– Не выпущу, если мне не захочется, – ответила машина. – Но ты все равно скажешь мне, сколько будет дважды два…

Трурль вдруг затрясся от ярости.

– О! Я скажу тебе, скажу! – закричал он. – Два плюс два будет четыре, и дважды два – четыре, хоть ты на голову становись, хоть все эти горы преврати в прах, хоть поперхнись морем и проглоти небо, слышишь? Два плюс два – четыре!

– Трурль! Ты с ума сошел! Что ты говоришь? Два плюс два будет семь! Машина, дорогая, семь! Семь!!! – вопил Клапауций, пытаясь перекричать приятеля.

– Неправда! Четыре! Только четыре, с сотворения мира было и до конца дней его будет ЧЕТЫРЕ! – охрипшим голосом орал Трурль.

Вдруг скала под их ногами затряслась как в лихорадке.

Машина отодвинулась от входа, так что в пещеру проник сумрачный свет, и тут же протяжно крикнула:

– Неправда! Семь! Ты сейчас же это скажешь, как только я схвачу тебя!

– Никогда не скажу! – отпарировал Трурль, словно ему уж было все равно.

И тут сверху на их головы обрушился каменный град, ибо машина своей восьмиэтажной тушей таранила скалистый обрыв, билась всей тяжестью об отвесную стену, и огромные камни откалывались от монолитных скал и с грохотом катились вниз.

Грохот и удушливая кремниевая пыль вместе с искрами, высекаемыми сталью о камень, заполнили всю пещеру, но сквозь этот адский гул атаки прорывался голос Трурля, неустанно повторяющего:

– Два плюс два – четыре! Четыре!!!

Клапауций пытался силой заткнуть ему глотку, но, грубо отброшенный Трурлем, молча сел в сторонке, обхватив голову руками. Машина все не прекращала своих адских усилий, и казалось, что свод пещеры того гляди обрушится на пленников, раздавит и погребет их навеки. Но, когда они уж потеряли надежду, когда едкая пыль заполнила всю пещеру, что-то вдруг ужасно заскрежетало, прокатился медленный гром – сильнее неимоверного грохота от яростных ударов машины, – потом воздух завыл, черная стена, заслоняющая пещеру, исчезла, словно ее вихрем сдуло, и вниз обрушилась лавина громадных глыб. Эхо еще катилось по долине, отражаясь от гор, а два приятеля уже кинулись к отверстию пещеры и, высунувшись до пояса, увидели машину. Она лежала, раздавленная и разбитая обвалом, который сама же и вызвала; огромная глыба лежала посреди ее восьмиэтажного тела – она-то и переломила машину почти пополам. В облаке пыли от размельченных в муку скал они осторожно спустились по каменистым завалам. Чтобы добраться до русла высохшего потока, им пришлось пройти вплотную мимо останков распластавшейся машины, подобной огромному выброшенному на берег кораблю. Молча остановились они у ее продавленного бока. Машина все еще работала, и слышно было, как внутри у нее что-то крутится с замирающим скрежетом.

– Вот каков твой бесславный конец, а два плюс два по-прежнему… – начал было Трурль, но в этот момент машина слегка зашумела и неразборчиво, еле слышно в последний раз пробормотала: «СЕМЬ».

Потом что-то тоненько звякнуло у нее внутри, сверху посыпались камни, и машина замерла, превратившись в груду мертвого металла. Конструкторы посмотрели друг на друга, а потом молча, не произнеся ни слова, зашагали по руслу высохшего потока.